Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

бензопилы, а также – в зависимости от того, где я нахожусь, – таинственная

тишина окружающего леса. Одной из первых книг, которые я прочел в детстве,

были «Сказки братьев Гримм» – сборник историй про нечисть, кровавые убийства

и неизбежное наказание, и все это – в темной лесной чаще. Присутствует в валке

деревьев и доля жестокости – равно как и в хирургии. Есть место и определенному

удовольствию от своей власти над живым созданием. Вид падающего дерева,

особенно если я спилил его самостоятельно, трогает меня до глубины души. Но

есть и различие. Операции на мозге кажутся такими волнующими именно потому,

что ты отчаянно желаешь, чтобы пациент после операции очнулся живым и

здоровым, тогда как деревья валят, чтобы добыть древесину для поделок или на

дрова либо же чтобы освободить пространство для других деревьев. Ну и, конечно,

всегда нужно сажать новые деревья взамен срубленных.

Двадцать пять лет назад я приобрел двадцать акров [14] земли вокруг сельского

дома в Девоне, где жили родители моей первой жены. На восьми акрах я посадил

целый лес – четыре тысячи деревьев местных пород: дуб, ясень, сосну, иву и

падуб. Несколько недолгих лет я с большим удовольствием ухаживал за

деревьями, когда бывал в Девоне. Я аккуратно подрезал нижние ветви молодых

дубов, чтобы через сотню лет они дали много качественной древесины без сучков.

Я смастерил домик для совы и повесил его высоко среди ветвей старого дуба,

который рос у живой изгороди, окружавшей мой участок. Однажды я заметил, как

перед широким входом в домик с задумчивым видом сидит сова, и пережил

мгновение искрометного счастья, но, к моему превеликому сожалению, сова в нем

не обосновалась. Я рассчитывал, что после смерти меня похоронят в этом лесу,

чтобы каждая клетка, каждая молекула моего тела стала частью деревьев. Я и не

догадывался, какая катастрофа постигнет мой брак. При разводе я потерял

участок со всеми деревьями, и вскоре его продали. Этот лес, ныне заросший и

неухоженный, по-прежнему можно отыскать на снимках «Google Earth». Треть

всех деревьев следовало срубить, чтобы оставшиеся выросли более крепкими, но

этого никто не сделал.

Я отчаянно скучаю по тому месту – не только по полям и лесу, но и по мастерской, которую устроил в одном из старых глиняных амбаров рядом с домом. Окна

(которые я сделал своими руками) напротив верстака (который я тоже сделал сам)

выходили на низкие холмы к северу от Девона, в сторону плато Эксмур. Под

стропилами обосновались ласточки, чьи птенцы учились летать, порхая от одной

балки к другой. Их родители пулей проносились через открытые двери. Завидев

меня, они сначала совершали кульбит прямо передо мной – потоки воздуха от их

крыльев омывали мое лицо, – после чего снова устремлялись наружу. Но

довольно скоро птицы привыкли к моему частому присутствию. К концу лета

птенцы уже вовсю резвились во дворе фермы, группками рассаживаясь по

проводам, протянувшимся от дома к амбарам, словно ноты небесной мелодии. Не

успевала наступить осень, как ласточки улетали зимовать в Африку. Двадцать лет

спустя я вернулся, чтобы взглянуть на старую ферму. Я объяснил новому

владельцу, что связывало меня с этим местом. Он с гордостью показал мне, как

усовершенствовал усадьбу. Наверное, не стоило мне оставлять ее: амбары вместе с

мастерской превратились в домики для отдыха, и ласточек безвозвратно

выселили.

* * *

Очистив сад от тонн мусора, я посадил пять яблонь и один грецкий орех. Сорта

яблонь выбрал традиционные: оранжевый пепин Кокса и ранет Бленгеймский.

Такие же деревья росли неподалеку отсюда – в фруктовом саду, разбитом вокруг

дома, в котором моя семья жила шестьдесят лет назад.

Отец приобрел его в 1953 году, когда мне исполнилось три года. Раньше там была

ферма, которая прекратила свое существование всего за несколько лет до нашего

переезда. Это был чрезвычайно изысканный каменный дом Елизаветинской

эпохи. От фермы также остался двор с соломенными конюшнями, большой амбар,

крытый черепицей, сад с шестьюдесятью яблонями и прочими фруктовыми

деревьями и маленькая рощица – настоящий рай и целая вселенная для

маленького ребенка, которым я тогда и был. Ферма располагалась на окраине

Оксфорда, где город граничил с полями. Сейчас там, где расстилались поля,

пролегает объездная дорога. Место соседней фермы заняли автозаправка и