Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Серый отправился к Тростовскому и начал таскать мешки на мельнице. Хотя эти мешки были намного тяжелее предыдущих, таскал он их с большим рвением. Его бригада теперь состояла всего из четырех человек. К двоим подходит определение «дядя» — дядя Саня и дядя Тимоша. Дядя Саня чем-то похож на Рыжего, только если у Рыжего отношение к миру высокомерно-презрительное, у дяди Сани оно снисходительное, презрение крепкого трудового мужика ко всем некрепким и нетрудовым. Оба дяди долговязые, медлительные, хотя движения их рук, когда они завязывают мешки, напоминают вязание на спицах — весьма ловко. Дядя Тимоша носит очки, которые ему приходится ежеминутно протирать от мучной пыли. Еще был сильный парень, которого звали просто Ванька. Как и все остальные, он был исключительно молчалив, без перерыва грыз семечки, которые совал, извлекая из бездонных карманов, всем встречным как бы в порядке трубки мира. Эти степенные, неразговорчивые, грубоватые люди работали спокойно, со сноровкой, и опыт свой передавали Серому терпеливо, помогая, когда было нужно. Работали на складе, а работа эта — не для зевак. Мешки летали, как снаряды. Серый таскал их по узкому деревянному трапу на бурты. Не дай бог зазеваться — получишь мешком по голове и полетишь. А если уже здесь образуется завал... бедный будешь.

Первые несколько дней он бедный и был и товарищи не раз помогали ликвидировать завалы. Однажды Серый один работал у стола, на который сверху по деревянному желобу мчались вниз мешки. Вдруг словно прорвало плотину, мешки летели с такой скоростью, что Серый оказался сбит с ног и завален ими. За этим шквалом последовала тишина, затем из-за буртов одна за другой показались иронические рожи бригадников. Словно ничего не случилось, стали растаскивать мешки, только Ванька миролюбиво заржал и сунул Серому горсть семечек, дескать, на, жуй, поскольку ты хлопец ничего... Это, оказывается, был своеобразный экзамен на выдержку.

Привык он быстро, и эта работа ему даже нравилась, симпатичны были люди, и сам он как бы сильнее стал физически.

Когда-то в тюрьме он открыл для себя закон: чтобы поесть с удовольствием, нужно как следует проголодаться. Теперь на мельнице окончательно подтвердился другой закон, открытый им: кто хочет по-настоящему отдохнуть, должен сначала по-настоящему устать.

Отдыхать же было где: у Серого образовалось два дома. Один в садах, другой — в микрорайоне, где они с Кирой начали совместную жизнь. Они понимали, что решились на это, быть может, слишком быстро, но они нравились друг другу. Кира уже была замужем, она вышла несколько лет тому назад за молодого инженера, отравившегося через год после свадьбы ядовитыми газами при эксперименте. Родителей Киры, проживающих в другом городе, Серый еще не знал. Кира почему-то не хотела его с ними знакомить и оказалась права: ее родителям он не понравился. Кира все-таки сообщила им о его существовании и об их намерении зарегистрироваться. День его знакомства с ними стал последним днем их с Кирой совместной жизни.

Родители нагрянули неожиданно, рано утром. Было воскресенье.

Разбудил Серого стук в дверь. Кира накинула халат и ворча пошла открывать. И они вошли. Молодожены были поражены, но родители вели себя вполне разумно, так, словно ничего особенного не случилось.

— Что ж, молодые люди, — сказал папа, — принимайте гостей.

Надо сказать, Серый в это время еще находился в укрытии — под

одеялом, а чтобы выбраться из постели, нужно было сначала одеться. Папа и мама смотрели на него выжидаючи. Побледневшая Кира тоже. Серый хлопнул себя ладонью по пузу, звук этот разрядил обстановку.

— Ну что, мать, — сказал папа,— погуляем немного. Они нас ведь не ждали...

Это был солидный седовласый человек лет шестидесяти, бывший военный, руководящий работник крупного завода. Кирина мама была лет на пятнадцать моложе супруга. Она оказалась энергичной, властной женщиной с серыми быстрыми глазами и крашеными белыми волосами.

Потом женщины — мать и дочь — начали готовить завтрак, а мужчины —отец и... зять, стало быть, отправились по магазинам преодолевать бытовые трудности. Шагая рядышком, с авоськой в руках, отец Киры допрашивал Серого о его намерениях в отношении Киры, и тот все чистосердечно рассказал: и о том, что сидел, и о положении в настоящее время, и о перспективах, которые себе представлял весьма туманно. Он понимал (и Кирин отец тоже понимал), что ему не семнадцать лет... Пока чего-нибудь добьется, немало времени пройдет, а до тех пор мешки, семьдесят пять рублей в месяц, прогрессивка и какая- нибудь случайная работа — не жирно.