Даша - Mett Kheyg Vlyubitsya v zhizn

Париж, словно я смотрел на него из окна такси. Однако мне удалось успокоиться. На

протяжении следующих четырех дней у меня даже не было ни одной полноценной

панической атаки. Я чувствовал только сильную тревогу, которая преследовала

меня, пока я гулял по левому берегу Сены, бродил вдоль улицы Риволи и сидел в

ресторане на крыше Центра Помпиду.

Я начал понимать, что иногда нужно просто совершить то, чего ты ужасно боишься,

и выжить. Это и будет лучшим лекарством. Боитесь выходить на улицу – выходите

на улицу. Боитесь замкнутого пространства – проведите какое-то время в лифте.

Если у вас сепарационная тревога, то побудьте какое-то время в одиночестве. Когда

вас одолевает депрессия или тревожность, ваша зона комфорта сужается с размеров

целого мира до размеров постели или исчезает вообще.

И еще кое-что. Стимуляция, эмоциональное возбуждение – все то, что можно найти

в незнакомых местах. Иногда это может казаться пугающим, но это освободит вас. В

знакомом месте разум фокусируется только на себе. В вашей спальне нет ничего

нового, что ему нужно было бы заметить. Никаких потенциальных внешних угроз,

47

только внутренние. Оказавшись в незнакомом месте, а лучше – незнакомой стране,

разум неизбежно начинает сосредотачиваться на мире вне вашей головы.

Мне, по крайней мере, такой способ помог.

В действительности в те дни в Париже я чувствовал себя более нормальным, чем

дома, потому что во Франции обычная для меня неловкость, обусловленная

тревожностью, легко могла сойти за неловкость, характерную для британцев.

Многие люди в депрессии начинают путешествовать, чтобы избавиться от своих

симптомов.

Великая американская художница Джорджия О’Киф, как и многие другие

творческие люди, всю жизнь пребывала в депрессии. В 1933 году, когда ей было 46

лет, О’Киф положили в больницу из-за неконтролируемого плача, неспособности

есть и спать и других симптомов депрессии и тревожности.

Многие люди в депрессии начинают путешествовать, чтобы избавиться от своих

симптомов.

Роксана Робинсон, биограф О’Киф, утверждает, что госпитализация ей не помогла.

На пользу ей пошли путешествия. О’Киф отправилась на Бермуды, на Лейк-Джордж

в Нью-Йорке, в Мэн, на Гавайи. «Тепло, спокойствие и одиночество были тем, в чем

нуждалась Джорджия», – писала Робинсон.

Конечно, путешествия не всегда решают проблему. Иногда о них даже и речи быть

не может, но мне поездки определенно помогают. Мы, может, и застряли в

собственном разуме, но физически способны двигаться. Перемещения в

пространстве иногда облегчают боль разума. Движение – это противоядие от

неподвижности, в конце концов. Оно помогает. Иногда. Только иногда.

«Путешествия делают человека скромнее, – писал Гюстав Флобер. – Они помогают

понять, насколько ничтожное место он занимает в мире». Странно, но мысль об этом

дарит свободу. Особенно когда человек подвержен болезни, которая, с одной

стороны, понижает самооценку, а с другой – раздувает пустяки до огромных

размеров.

Перемещения в пространстве иногда облегчают боль разума.

Помню, как во время очередного кратковременного усугубления депрессии я

посмотрел фильм Мартина Скорсезе «Авиатор». Там есть эпизод, где Кэтрин

Хепберн, роль которой блестяще сыграла Кейт Бланшетт, поворачивается к Хьюзу

(Леонардо Ди Каприо) и говорит: «В Говарде Хьюзе слишком много Говарда Хьюза».

Именно такое гипертрофированное восприятие себя (в фильме, по крайней мере)

внесло свой вклад в развитие у Хьюза обсессивно-компульсивного расстройства,

вынудившего его заточить себя в номере одного из отелей Лас-Вегаса. После

просмотра фильма Андреа сказала, что в Мэтте Хейге слишком много Мэтта Хейга.

Она пошутила, но в каждой шутке есть доля правды. Лично для меня эффективно

все, что уменьшает мое гипертрофированное чувство себя. После той поездки в

Париж одним из таких средств стали для меня путешествия.

Причины, чтобы быть сильным

Шел 2002 год. Я уже был на том этапе своего выздоровления, когда я чувствовал

себя неплохо на протяжении довольно долгих промежутков времени. Конечно,

хорошим мое самочувствие можно было считать только на контрасте со всеми

ужасами, которые происходили со мной ранее. Тревожность не отступала, я до сих

пор боялся принимать какие бы то ни было лекарства и был убежден в том, что мой