Даша - Mett Kheyg Vlyubitsya v zhizn

Важно не то, где мы находимся в данный момент, а то, где мы хотим оказаться в

будущем. Как однажды написала Сильвия Плат[22]: «Есть ли способ сбежать от

разума?» Меня интересовал этот вопрос (его значение и возможный ответ на него) с

того момента, как я подростком наткнулся на него в книге цитат. Если и есть такой

способ, кроме смерти, то он заключается в словах. Может, слова и не способны

помочь сбежать от разума, но они могут служить кирпичами для постройки нового,

похожего, но лучшего разума, который напоминал бы старый, но обладал бы более

устойчивым фундаментом.

Каждая написанная книга – это результат работы чьего-то разума в определенном

состоянии.

Шекспир писал, что цель искусства заключается в придании жизни формы. Что

касается моей жизни и беспорядка в голове, то они отчаянно нуждались в складной

конфигурации. Я сбился с сюжета. Линейное повествование о моей жизни было

невозможно. Я любил фильмы, телесериалы и особенно книги за надежду, которую

они мне давали. Книги сами по себе стали для меня причиной, чтобы жить.

Каждая написанная книга – это результат работы чьего-то разума в определенном

состоянии.

43

Если объединить все книги, можно получить сумму мыслей всего человечества.

Каждый раз, когда я читал стоящую книгу, мне казалось, что я расшифровываю

карту, на которой указан путь к сокровищу. Сокровищем же, которое я так стремился

отыскать, был я сам. Однако каждая карта была неполной, и найти клад можно

было, лишь прочитав все книги. По этой причине погоня за самим собой

становилась бесконечной. Книги отражали ту же самую идею. Именно поэтому

сюжет каждой из них можно свети к простой формуле: кто-то что-то ищет.

Считается, что люди погружаются в книги, потому что они одиноки, но в моем

случае книги были для меня спасением от одиночества. Если вы относитесь к тому

типу людей, которые постоянно о чем-то волнуются, то вы чувствуете себя

бесконечно одинокими в окружении других людей.

Когда депрессия была особенно тяжелой, я чувствовал себя в ловушке. Мне казалось,

что я увяз в зыбучем песке (когда я был ребенком, мне часто снился такой ночной

кошмар). Все книги были о движении, поисках и путешествиях, о началах, серединах

и концах, но не всегда в этой последовательности. В них были новые главы. Старые

оставались позади.

В то время прошел всего месяц с того момента, как я перестал понимать отдельные

слова, рассказы и даже язык в целом и был решительно настроен избежать такого

состояния впредь, поэтому читал, читал и читал.

Я читал в постели под светом ночника в течение двух часов после того, как Андреа

засыпала. Читал, пока мои глаза не становились сухими и усталыми. Беспрестанно я

находился в поиске, но не находил того, чего искал, хотя чувствовал, что уже совсем

близко.

Сила и слава

Одной из книг, которую я перечитывал, была «Сила и слава» Грэма Грина.

Грэм Грин был интересным выбором. Я изучал его произведения во время учебы в

магистратуре в Лидском университете. Не знаю, почему я выбрал этот курс. На

самом деле мне вообще мало известно о Грэме Грине. Мне было известно, что он

написал «Брайтонский леденец», но я не читал этого произведения. Также слышал,

что он жил в Ноттингемшире и ненавидел это графство. Я тоже жил в

Ноттингемшире и в то время также не испытывал к графству нежных чувств. Может,

в этом и была причина.

В течение первых нескольких недель я думал, что совершил большую ошибку.

Оказалось, что я был единственным человеком, записавшимся на этот курс. И

преподаватель меня ненавидел. Не знаю, является ли «ненавидел» в данном случае

подходящим словом, но он совершенно точно меня недолюбливал. Он был

католиком, всегда одевался очень официально и разговаривал со мной с легким

презрением.

Занятия тянулись долго и были такими же радостными, как поход к врачу на

обследование яичек. Чтобы их пережить, мне требовалось море пива. Я всегда

выпивал одну-две банки, пока добирался на поезде в Лидс (из Халла, где жили мы с

Андреа). В конце модуля я сдал лучшее эссе из всех, что когда-либо писал, и получил

за него 69 %. Такой результат я воспринял как личное оскорбление.

Тем не менее мне нравился Грэм Грин. Его произведения были наполнены

волнением, которое было так мне знакомо. В них можно было встретить чувство

дискомфорта по любому поводу: из-за вины, секса, католицизма, безответной