Unknown: Жизнь без головы

Интересно, как снимаются такие сцены от первого лица? Вероятно, используется один из двух способов: либо снимают безголовый манекен с кинокамерой вместо головы; либо снимают настоящего человека, который отклоняет голову далеко назад или вбок, чтобы освободить место для кинокамеры. Иначе говоря, чтобы я поверил, что это я, ему приходится спрятать свою голову куда-нибудь подальше: тогда он становится похож на меня. Поскольку я, снятый с головой, похож на кого угодно, но только не на меня.

Смешно, что наш поиск деталей глубочайших - и простейших - истин о себе привел нас к копирайтерам; также странно, что современное изобретение - кино - освобождает нас от иллюзии, которой и так не страдают дети и животные. Однако и в другие периоды жизни многочисленные и не менее странные намеки на очевидное достигали нас, так что наша человеческая способность к самообману никогда не побеждала на сто процентов. Глубокое, хотя и неясное знание о истинной природе человека может объяснить популярность множества странных культов и легенд о самостоятельно существующих и летающих головах, об одноглазых или безголовых чудовищах, а также о мучениках, которые совершали далекие путешествия после того, как их головы были отрублены - фантастика, вне сомнений, но ближе, чем представление здравого смысла, к истинному изображению этого человека, первого лица, единственного числа, настоящего времени.

Таким образом, то, что я пережил в Гималаях, не было просто поэтическим видением или мистической галлюцинацией. Напротив, это был проблеск трезвого реализма. Постепенно, через месяцы и годы, открылись мне его следствия и приложения, и выводы, способные изменить течение чьей-либо жизни.

Например, я обнаружил, что этот новый взгляд на себя в два счета изменяет и мое отношение ко всем остальным людям, и, вообще, ко всем существам. Во-первых, поскольку он устраняет конфронтацию. Когда я встречаю вас, то, с моей точки зрения, только одно лицо присутствует - ваше, - и я никогда не бы не смог встретиться с вами лицом к лицу. В сущности, мы обмениваемся лицами, и что может быть более личным и трогательным, чем этот обмен образами? Во-вторых, поскольку теперь я знаю ту Реальность, которая скрыта под вашим лицом, знаю того вас, какой вы для себя, и гораздо лучше о вас думаю. Поскольку я верю, что то, что верно в моем отношении, верно и в вашем; поскольку я верю, что мы все находимся в одном и том же положении - безголовой пустоты, того ничего, на основании которого мы можем содержать что угодно и становиться чем угодно. Невысокий непрозрачный человек с головой, мимо которого я прохожу на улице - это всего лишь видимость, разрушающаяся при ближайшем рассмотрении, тяжелый карнавальный наряд, ходячая противоположность настоящему человеку, чья протяженность и наполненность бесконечны: и мое уважение к этому человеку, как и к любому живому существу, должны быть тоже бесконечны. Его значение и великолепие нельзя переоценить. Теперь я точно знаю, кто он и как относиться к нему.

В сущности, он (или она) - это я. Пока у нас было по голове, нас было двое. Но теперь, когда мы - это две безголовые пустоты, что может разделять нас? Никакая оболочка не ограничивает ту пустоту, которой являюсь я, нет никакого очертания, границы или предела: так что эта пустота плавно перетекает в другую пустоту, сливаясь с ней.

Я сам являюсь прекрасным примером этого слияния. Я верю ученому, который говорит, что с его удаленной точки зрения ему представляется, что у меня есть четко очерченная голова, состоящая из большого числа иерархически организованных частей, таких как органы, клетки и молекулы - целый неисчерпаемый мир материальных тел и процессов. Но так получилось, что я знаю (или, скорее, представляю собой) увиденную изнутри историю этого мира и каждого из его элементов, и она полностью противоречит его истории, увиденной снаружи. Находясь здесь, я обнаруживаю, что все составляющие упомянутой иерархии, от малейшей частицы до самой головы, исчезли как тень на свету. Никто, находящийся снаружи, не может обоснованно судить о моем мире, лишь я сам могу это делать, и я могу поклясться, что все его элементы ясны, просты, пусты и едины, без каких-либо швов и склеек.

Если это верно в отношении моей головы, то это столь же верно в отношении всего, что я называю словами "я" и "здесь" - короче, в отношении комплекса души и тела. Как описать то место (спрашиваю я себя), где я в данную секунду нахожусь? Заперт ли я в том, что Марк Аврелий назвал мешком крови и нечистот (и что можно было бы назвать также бродячим зверинцем, мегаполисом клеток, химическим заводиком, облаком частиц), или же я нахожусь снаружи этого и не могу войти? Провожу ли я время своей жизни заключенным в материальную болванку в форме человека (где-то сто восемьдесят на шестьдесят на тридцать), или вне ее, или и внутри, и снаружи? На самом деле, всё абсолютно не так. Здесь нет препятствий, нет понятий внутри и снаружи, места и отсутствия места, вместилища или убежища: здесь у меня нет дома, где я мог бы жить, или в который я не мог бы войти, и ни одной пяди земли, где я мог бы построить его. Но это бездомное состояние наиболее естественно для меня - пустота не нуждается в доме. Короче говоря, физический миропорядок, представляющийся столь вещественным издалека, неизменно испаряется при действительно близком рассмотрении.