Vova: 3

ческой партии», неумолимо ведущей советских людей к коммунизму; о

«самоотверженном героизме тружеников полей»; о прекрасной и заме

чательной жизни в «нашей любимой советской стране», и тому подобной

чепухе.

Чернушенский район, который мы объездили на серой «буханке», вдоль

и поперёк, с 30 минутными выступлениями в полях и сёлах, оказался не

таким уж и маленьким, каким лицезрел его на карте области. Машину

вела… сама зав. Отделом культуры, Татьяна Николаевна, в короткой стриж

ке под мальчишку, потёртых куртке и джинсах. И, надо отдать должное, слегка профессионально. Сельские дороги, в районе, были настолько

ужасны, что члены агитбригады, с этими грёбанными переездами с юга

на север и с запада на восток, отбили себе все бока.

Обычно, по просёлку, «активисты» добирались к механизаторам и ком

байнерам в их обеденный перерыв, не давая людям спокойно поесть и

отдохнуть. В полукруге, съехавшейся с разных сторон поля, сельхоз

техники, полулежали, покуривая, чумазые и уставшие, но «бесконечно

благодарные», слушатели и зрители. Я обратил внимание, как на лицах

мужиков, была написана нескрываемая ирония, когда Марианна Абра

мовна, хорошо поставленным в культпросветучилище голоском, бодро

начинала, в высоком стихотворном штиле, наше бесстыдное действо.

«Да… — думали, скорей всего, колхозники. — Мы вот, здесь горбатимся от

зари и до зари, план перевыполняем за гроши, а эти молодые бездель

ники, со своими стишками да музычкой, головы только морочат… Их

бы заставить, бля, работать как лошадей, сразу бы свои песенюшки выть

перестали! Какая, к еб й матери, партия? Какой, хрен, коммунизм?! Всё

это чушь собачья!..».

Но выступающим, тем не менее, вяло хлопали. Всё ж таки, как никак, а

разнообразие в сей убого героической «битве за урожай».

Закончив спектакль, агитбригада садилась в машину и ехала далее, по

сельским колдобинам, в какой нибудь запланированный населённый

пункт, — в МТС или клуб, расположенный, чаще всего, в переоборудо

ванной многострадальной церкви. И опять, со сцены неслись, набившие

оскомину, страстные призывы к не очень то весёлой публике, славицы

и марши, и опять нам, без всякого энтузиазма, аплодировали.

19

алее, следовала кормёжка «артистов», обеспеченная местной админи

Д

страцией, небольшой отдых, — зачастую, за пределами села, на природе, а потом, чернушенские «активисты» вновь «рвались в бой», мчась по

пыльной, развороченной дороге к очередному месту выступления.

Это безумие продолжалось ежедневно, с утра до позднего вечера, более

трёх недель. Но молодым, беззаботным, весёлым и глупым, такая кочевая

работа даже нравилась (я чувствовал физически себя, почему то, на

удивление, хорошо). Боже, сколько ярких впечатлений от переездов по

живописным зелёным угорам, поросшим кое где елово пихтовым ле

сом, и по неубранным еще нивам! А переправы через прозрачные ручьи

и речки; крепко пропахшие навозом, деревни с простоватыми колхоз

никами; пугающие грозы и разноцветная радуга над полем; фиолетово

огневые закаты, когда, уставшие члены агитбригады возвращались на

«базу», в притихшую Чернушку!

а, мы думали в то время, что так и надо, что всё в порядке, — имею в виду

Д

тогдашнюю советскую действительность, жизнь. Идеологическое

оболванивание воспринималось, как нечто само собой разумеющееся, естественное, не как наглый обман, — тем более, здесь, в провинции. И

нельзя однозначно сказать, что народ, дескать, открыто роптал, недо

вольный своим существованием, ибо экономически почти все были рав

ны. И отношения то между людьми, в целом, были иными, чем сейчас, —

более, что ли, дружескими, более совестливыми и справедливыми. Дух

социалистического коллективизма, в то время, еще не совсем иссяк.

Простые труженики умели радоваться жизни, уверены были в завтраш

нем дне, не замечая, в повседневной круговерти забот, убожество и нище

ту не только быта, но и всех прочих сторон советской действительности.

Особенно, повторяю, это ощущалось в провинции, сельской местности.

Но другое дело, — крупное партийное и хозяйственное руководство. В

той же Чернушке, они, эти горе благодетели народные, как и везде по

стране, жировали обособленным, привилегированным кланом. Мы же, рядовые клубные работники, были лишь винтиком мощнейшей гос