Я промолчал на это, закурил и раскрыл папку с делом.
- Ну что, опознала она стекляшки? - словно невзначай спросил Сорокин.
- Нет, Юра... Путается. Говорит, вроде мои, а может, не мои.
- Дура, - спокойно отреагировал он, - Если б ей этот хрусталь дорого достался, каждую
вазочку наизусть бы помнила.
- То-то тебе он дорого достался.
Он усмехнулся и вытянул ноги почти до противоположной стены камеры. Я еще раз
взглянул на фотографию в деле Сорокина: он возле серванта в ограбленной им квартире
показывает, где стояли три хрустальные вазы, те, что успел забрать. Выражение лица на
фотографии странное, необычное для него - тупое и покорное, как с перепоя.
- Нет, Саша, я тебе и в прошлый раз говорил: надоело... Ей-богу. Я здесь целыми днями
про жизнь думаю...
Старая песенка. Думает он.
- Ну и что ты думаешь о своей жизни?
- Работать буду... Как выйду, пойду вкалывать, на вечерний поступлю. Жизни жалко.
Отца жалко.
Отца ему жалко. Сказки Арины Родионовны.
- Ну, смотри, Юра... Я могу помочь с работой.
- Буду на тебя надеяться. А куда бы, например, можно? - полюбопытствовал он.
- Ну... посмотрим... - я замялся и вдруг сказал: - В метрострой хотя бы. Там люди
нужны.
Он кивнул и затянулся сигаретой. Слишком он был спокойным и веселым, Юра
Сорокин. Легко и подробно рассказал все, как было. На каждом допросе охотно добавлял
новые подробности. И это настораживало. На забубенную башку Сорокин похож не был.
Я вспомнил, как началось для меня дело Сорокина. После обеденного перерыва
встретился на лестнице Сережа Темкин и сказал:
- Беги, торопись в объятия. Там тебя раскрытая кража дожидается. Здорро-овый такой
амбал! Рецидивист, Юрий Сорокин. При задержании так меня звезданул - до сих пор звон
в ушах.
Я вошел в кабинет и увидел Сорокина. Он сидел и писал, неловко бряцая по столу
наручниками. Гришка Шуст молча поднял на меня глаза и кивнул в его сторону.
- Знаю уже, - сказал я. - Ну что, Юра, ты, оказывается, на милиционеров бросаешься!
Он поднял голову от бумаги, внимательно посмотрел на меня и молча продолжал
писать.
Потом рысцой в кабинет забежал пострадавший, Рафик - черные глазки, сухонькие
ручки, черные брючки-клеш и под ними нечищеные строительные ботинки.
Он подскочил к Сорокину и затараторил гортанно:
- Юра! Ну, тпер всю жизн будт твой благодарнст, что ты мне обокрал!
Сорокин лениво поднял на Рафика глаза и сказал спокойно:
- Отойди, трещотка...
Рафик работал на строительстве. В ту субботу жена выдала ему рубль на
парикмахерскую, а сама побежала в ГУМ, потому что соседка справа, у которой сестра
работала в ГУМе уборщицей, сообщила, что в субботу там выбросят какой-то дефицит.
Шел, значит, Рафик с рублем по двору, и попался ему навстречу полузнакомый знакомый
Юра, то ли когда-то жили по соседству, то ли где-то работали вместе, сейчас уже и не
упомнить. Во всяком случае, он знал Рафика по имени и попросил у него рубль. Так и
сказал.
- Рафик, - сказал, - дай рубль. Выпить надо.
Рафик признался, что рубль у него есть, но жена дала его на парикмахерскую, чтобы
Рафик постригся и не ходил патлатым, как шайтанка, потому что жена его такого видеть
уже не может. Знакомый Юра посоветовал жену вместе с парикмахерской послать куда
подальше, и пообещал постричь Рафика, как в Париже, и даже достал из кармана пиджака
маникюрные ножнички, чтобы Рафик не сомневался. Тот согласился, рубль вынул, и они
пошли в магазин, а по пути встретили еще одного знакомого, имени которого Рафик
припомнить сейчас не может.
На пустыре, за ларьком по приемке стеклотары они выпили, и все было хорошо, разговор шел интересный. А потом Юра попросил напиться. Ну, просто напиться. Воды.
В этом месте Рафик оборвал рассказ, опять скакнул черным галчонком к огромной
спине отвернувшегося Сорокина и затараторил:
- Вот, Юра, какой ты мне благодарнст дал... Как в мой квартир вода напилса.
Итак, Рафик привел друзей домой, дал им напиться, а сам признался, что хочет
вздремнуть, и прилег на диван, в столовой. Юра и друг с позабытым именем не стали ему
мешать и сразу ушли. Это Рафик помнит точно. Он прилег на диван, а в прихожей
хлопнула входная дверь и все затихло.
Соснул Рафик хорошо, часика три. Разбудила его собственная разъяренная супруга.
Рафик долго не мог понять, в чем дело, потому что жена, вцепившись в те самые патлы, для которых утром был выдан рубль, колотила мужнину голову о валик дивана и
Читать дальше