И тут бледные его губы дрогнули и мне показалось, что дед самодовольно ухмыльнулся
в усы.
- Тогда хоть обещай, что с работы этой проклятой уйдешь! - простонала баба, - сколько
можно нас мучить! - слезы бежали и бежали по ее лицу, и она их не вытирала.
- Уйду, - сказал я. - Уйду.
- Хоть шерсти клок с него выдрали, - всхлипнула баба. Она не подозревала, что этот
клок давно и мучительно я выдирал из себя сам.
Тогда дед наконец открыл глаза и тихо сказал:
- Сынка, ты должен помнить, что на тебе - Маргарита.
- Маргарита! - ахнула баба. - Маргарита на улице! А темно-то!
Тут обнаружилось, что в суматохе мы забыли засветло загнать в дом Маргариту, и
теперь она на призывные бабины вопли с балкона не отзывалась, и пришлось мне бежать
во двор, разыскивать эту несносную девицу.
Я обегал весь двор, все подъезды, всех ее приятелей, я охрип от крика. Маргариты не
было нигде. Внутренности мои заполняла слепая ярость и леденящий, безотчетный ужас
перед неизвестным.
- Маргарита! Маргарита-а! - выкрикивал я через каждую минуту и бормотал: «Дрянь!
Ну, погоди! Только объявись - убью! Шкуру спущу!» и опять кричал осевшим голосом:
«Маргарита-а!». В воображении моем возникали картины одна страшней другой, в горле
колотилось растерзанное паническим страхом сердце. Я обегал и все соседние дворы.
Когда же, отупев от ужаса, вернулся к нашему подъезду, чтобы звонить своим ребятам и
поднять на ноги всех, я вдруг в темноте увидел Маргариту.
Она сидела в песочнице, под грибком и приветственно размахивала своим зеленым
грузовиком.
- Здорово я спряталась от тебя? - похвасталась она, подбегая, - как ты громко кричал, Саша, как медведь в цирке!
Я молча опустился на корточки, обнял Маргариту ватными руками и прижался лицом к
ее пузу, где на сарафане был пришит карман с вислоухим зайцем.
Маргарита тоже обняла меня, больно ударив по уху грузовиком.
- Ты мой любимый мужчина... - сказала она нежно и покровительственно. - У меня к
тебе два вопроса, Саша: что такое «позвоночник» и что такое «дружба навеки»?..
* * *
Я сидел в кабинете и собирался писать рапорт об увольнении на имя начальника
управления, а Гришка ходил из угла в угол, похлопывая ладонью по столам и перешагивая
через блеклые солнечные полосы на полу.
- Я тебя понимаю, - говорил Гришка. - Самому до смерти надоело, ей-богу. Хочется
пожить нормальной жизнью, иметь нормальных знакомых. Вчера иду из магазина, а возле
пивнушки какая-то бабенция, видно, из бывших подследственных, орет мне:
«Начальничек, хорошенький, что не здороваешься?»
С самого утра я собирался написать, наконец, этот рапорт. Трех минут на него хватило
бы, честное слово. Но я медлил. С утра готовился сесть за стол, взять ручку, упереться в
этот бесстрастный листок бумаги и вывести на нем: «Довожу до вашего сведения...» ну и
так далее. Три минуты, не больше. Потом отдать рапорт майору Вахидову, закончить дела
и... И что же?
- Кроме всего прочего, ловишь себя на том, что постоянно ворочаешь в голове
обстоятельства очередного «дела», - слышал я голос Григория. - Вчера вырвался с Лизой в
театр, первый раз в этом году. Гале набрехал, что дополнительное дежурство. Ваньку
определили к соседке. Чем не жизнь? Сиди, наслаждайся искусством! А я смотрю, как на
сцене героиня в любви объясняется, и думаю: «Ведь Зафар врет, что не знает Куцего».
Помнишь, в деле с ограблением главного инженера текстильной фабрики? «Куцый, -
думаю, - не такой дурак, чтобы на встречу с Зафаром наобум идти»... Наклоняюсь к Лизе и
шепотом говорю: «Лиза, а ведь Зафар знает Куцего», а она, не отводя глаз от сцены, тоже
шепотом отвечает: «Провались ты вместе со своим Куцым. Дай хоть на один вечер забыть, что и я воровка».
С утра я положил на стол этот чистый белый листок. И сразу убежал от него, на допрос
гражданки Баздаровой, учинившей дебош в доме свекра. В течение дня было еще
несколько совершенно неотложных дел, и каждый раз, возвращаясь, я натыкался на
неумолимый листок на своем столе. И вот рабочий день закончен... Три минуты, ей-богу, это даже смешно! Я взрослый человек, я обещал дома. Баба плакала, дед неожиданно
оказался таким старым... Пора пожалеть их, в самом деле!
- Может, все-таки передумаешь, хрыч? - спросил Григорий. Я поднял на него глаза.
Оттого, что я сидел, а Гриша стоял, он показался мне еще выше - огромный, с
атлетической грудью, которую красиво облегал синий свитер. Солнце из окна мягко
Читать дальше