Лебон Г. - Психология толп

тенного обаяния и не зависит ни от титула, ни от власти; оно составляет достояние лишь немногих лиц и сообщает им

какое-то магнетическое очарование, действующее на окружающих, несмотря даже на существование между ними равен-

ства в социальном отношении и на то, что они не обладают никакими обыкновенными средствами, для утверждения

своего господства. Они внушают свои идеи, чувства тем, кто их окружает, и те им повинуются, как повинуются, напри-

мер, хищные звери своему укротителю, хотя они легко могли бы его разорвать.

Великие вожаки толпы: Будда, Магомет, Жанна д'Арк, Наполеон обладали в высшей степени именно такой формой

обаяния и благодаря ей подчиняли себе толпу. Боги, герои и догматы внушаются, но не оспариваются; они исчезают, как

только их подвергают обсуждению.

Великие люди, об обаянии которых я только что говорил, без этого обаяния не могли бы сделаться знаменитыми.

Конечно, Наполеон, находясь в зените своей славы, пользовался огромным обаянием, благодаря своему могуществу, но

все же это обаяние существовало у него и тогда еще, когда он не имел никакой власти и был совершенно неизвестен.

Благодаря протекции, он был назначен командовать армией в Италии и попал в кружок очень строгих, старых воинов-

генералов, готовых оказать довольно-таки сухой прием молодому собрату, посаженному им на шею.

Но с первой же минуты, с первого свидания, без всяких фраз, угроз или жестов, будущий великий человек покорил

их себе. Тэн заимствует из мемуаров современников следующий интересный рассказ об этом свидании:

«Дивизионные генералы, в том числе Ожеро, старый вояка, грубый, но героичный, очень гордившийся своим высо-

ким ростом и своей храбростью, прибыли в главную квартиру весьма предубежденными против выскочки, присланного

из Парижа. Ожеро заранее возмущался, уже составив себе мнение о нем по описанию и готовясь неповиноваться этому

73

«фавориту Барраса», «генералу Вандемьера», «уличному генералу», на которого все смотрели как на медведя, потому

что он всегда держался в стороне и был задумчив, притом этот малорослый генерал имел репутацию математика и меч-

тателя. Их ввели. Бонапарт заставил себя ждать. Наконец он вышел, опоясанный шпагой, и, надев шляпу, объяснил ге-

нералам свои намерения, отдал приказания и отпустил их. Ожеро безмолвствовал, и только когда они уже вышли на

улицу, он спохватился и разразился своими обычными проклятиями, соглашаясь вместе с Массеной, что этот маленький

генерал внушил ему страх, и он решительно не может понять, почему с первого взгляда он почувствовал себя уничто-

женным перед его превосходством».

Обаяние Наполеона еще более увеличилось под влиянием его славы, когда он сделался великим человеком. Тогда

уже его обаяние сделалось почти равносильно обаянию какого-нибудь божества. Генерал Вандамм, революционный

вояка, еще более грубый и энергичный, чем Ожеро, говорил о нем маршалу д’Орнано в 1815 году, когда они вместе

поднимались по лестнице в Тюильрийском дворце: «Мой милый, этот человек производит на меня такое обаяние, в

котором я не могу отдать себе отчета, и притом до такой степени, что я, не боящийся ни Бога, ни черта, приближаясь

к нему, дрожу, как ребенок; и он бы мог заставить меня пройти через игольное ушко, чтобы затем бросить меня в

огонь».

Наполеон оказывал такое же точно обаяние на всех тех, кто приближался к нему.

Сознавая вполне свое обаяние. Наполеон понимал, что он только увеличивает его, обращаясь даже хуже, чем с конюхами, с теми

важными лицами, которые его окружали и в числе которых находились знаменитые члены Конвента, внушавшие некогда страх Евро-

пе. Рассказы, относящиеся к тому времени, заключают в себе много знаменательных фактов в этом отношении. Однажды в государ-

ственном совете Наполеон очень грубо поступил с Беньо, с которым обошелся, как с неучем и лакеем. Достигнув желаемого дейст-

вия, Наполеон подошел к нему и сказал: «Ну, что, большой дурак, нашли вы, наконец, свою голову?» Беньо, высокий, как тамбур

мажор, нагнулся очень низко, и маленький человечек, подняв руку, взял его за ухо, «что было знаком упоительной милости, — пишет

Беньо, — обычным жестом смилостивившегося господина». Подобные примеры дают ясное понятие о степени низости и пошлости, вызываемой обаянием в душе некоторых людей, объясняют, почему великий деспот питал такое громадное презрение к людям, его