Андрей - Бледнее бледного

и вытесняя все лишнее и ненужное. Усталость, отчаяние, слабость – все это было

безжалостно выплеснуто наружу, чтобы освободить место для живительной влаги.

Больше, больше, больше… Осси чувствовала, что срывается в бездну, и… это ей

нравилось.

А потом падение прекратилось – у нее будто выросли крылья, и она воспарила. Над

жизнью и смертью. Над суетой и печалью. Над домом и холмами. Бурлящий огонь

продолжал разливаться по телу, а она, оставаясь на крыльце своего дома, уже парила в

подвластной только птицам вышине и видела под собой весь мир…Узкую ленту реки, руины церкви, Каменный ключ, и холмы, холмы, холмы… простирающиеся до самого

дальнего горизонта, где неприступной стеной вздымались высокие – до самого неба горы.

Она жадно, захлебываясь пила, кровь умирающего вурлока и не могла найти в себе сил

оторваться…

А глаза все скользили по серым в рассветной дымке холмам, но кто-то навязчивый и

нудный все звал и звал ее, не пуская дальше, и она вязла в этом зове, как муха в

густеющей крови, и, наконец, не в силах больше противиться ему, уступила и повернула

назад.

И снова замелькали внизу холмы, но уже в обратном порядке. Снова мелькнула внизу

деревня, разрушенная церковь и вот уже виден был дом на холме и крошечная фигурка на

его крыльце, припавшая к распластанному на ступенях источнику жизни.

Но за миг до того как воссоединиться со своим телом, Осси увидела внизу три маленьких

тени в серых балахонах, затаившиеся меж камней, в сотне шагов от вросшего в вершину

холма дома.

– Они здесь, – выдохнула Осси, утирая рукавом стекающую по подбородку кровь. – Они

здесь.

Она стояла над телом распростертого на земле вурлока и смотрела, как покидает его тело

жизнь. Она видела это. Видела, как отделяется от тела легкая, почти совсем прозрачная

кисея души и тихо тает в утреннем воздухе, а само тело от этого тускнеет, будто вместе с

кровью она выпила из него все краски.

Вурлок умер. Умер, не сводя с нее своих огромных – с ладонь – серых глаз и не

переставая улыбаться. Он умер, но она была жива.

Благодаря ему.

– Они здесь, – повторила Осси, заставив себя оторваться от созерцания трупа у себя под

ногами.

«Кто?» – Только и спросила Хода, благоразумно не касаясь и не комментируя то, чему

только что была свидетелем, и за это Осси была ей очень благодарна.

– Церковники...

[1] – При обращении вампира различают три стадии: 1 – Кома обращения – обычно

длится от двух до пяти дней после укуса. Человек при этом выглядит мертвым, сердцебиение и дыхание отсутствует, но кожа при этом свой цвет не меняет и трупное

окоченение тела не наступает. 2 – собственно, Обращение – наступает после окончания

комы и длится до первого полнолуния. В этот период, обращенный, в основном, ведет

себя как человек, но периодически и неконтролируемо наступают моменты, когда новое

«вампирское» начало берет верх над человеческой сущностью. Также периодически

проявляются вторичные признаки вампира, которые постепенно закрепляются в

организме. На этом этапе теоретически еще возможно исцеление, однако достоверно

зафиксированных случаев нет. 3 – Инициация – наступает в первое после укуса

полнолуние. В этот момент, обращенный окончательно и бесповоротно теряет свою

человеческую сущность, становясь вампиром.

[2] – В гробнице Лехорта один из коридоров встретил леди Кай тысячами ее собственных

отражений, пялящимися на свой оригинал из бесчисленного количества зеркал.

Отражения эти, что характерно, никаких сердечных чувств к своему прототипу, их

породившему не испытывали, а как раз напротив, – движимые то ли скукой долгого

ожидания, то ли банальной ревностью, явно желали от своего первого я поскорее

избавиться. И, наверное, избавились бы, не вмешайся тогда Тям, который каким-то

одному ему известным способом все зеркала усыпил, сделав проход по коридору

скучным, но абсолютно безопасным (подробно эти события описаны в романе «Перстень

некроманта»).

Гех Беррон шел за вурлоком уже пятый день.

Он вел свой немногочисленный отряд от самой Валавы, где ночной обозник впервые

заметил нежить и, как честный гражданин, отложив все дела, поспешил в курию[1].

Получив положенное в таких случаях письменное отпущение прегрешений былых и

грядущих и еще десяток медяков в придачу, обозник поспешил раствориться в ночи, а