Агафонов Николай - Красное крещение

В это время Кравчук подвел к крыльцу отца Петра и Степана. Их тоже поставили на крыльцо позади комиссара. Коган, указывая на отца Петра, продолжал:

— Вот и ваш священник Петр Трегубов — человек свободомыслящий и потому более не желающий жить в разладе со своим разумом и совестью. А совесть и разум подсказывают ему, что Бога нет, а есть лишь эксплуататоры епископы во главе с главным контрреволюционером — патриархом Тихоном. Об этом он сейчас вам и сам скажет.

Мужики слушали оратора понурив головы, но услышав фразу, что «Бога нет», встрепенулись и с недоумением воззрились на оратора, а затем с интересом перевели взгляд на священника. Петр, подталкиваемый Коганом, выступил вперед и, не поднимая глаз, негромко проговорил:

— Простите меня, братья и сестры, Бога нет, и я больше не могу вас обманывать. — Потом он вдруг, подняв глаза, надрывно прокричал: — Не могу, вы понимаете, не могу!

Ропот возмущения прокатился по толпе. Вперед, отстраняя Петра, снова вышел Коган.

— Вы должны понять, товарищи, как трудно это признание досталось Петру Аркадьевичу, бывшему вашему священнику. Он мне сам признавался, что думал об этом уже давно, но не знал, как вы к этому отнесетесь.

— А чего там не знать, — крикнул кто-то из толпы, — так же, как и к Иуде!

Коган сделал вид, что не расслышал выкрика, и продолжил:

— Вот и молодой церковнослужитель Степан думает так же. И это закономерно, товарищи: им, молодым, жить при коммунизме, где нет места церковному ханжеству и религиозному невежеству.

При этих словах он подтолкнул побледневшего Степана вперед.

— Ну, молодой человек, скажите народу слово.

Отец Петр, как бы очнувшись, понял, что он не подготовил Степана, потому, подойдя к нему сбоку, шепнул:

— Степка, отрекайся, а то расстреляют. Ты еще молодой, потом на исповеди покаешься, я дам разрешительную.

Степан повернулся к нему. На Петра смотрели ясные и удивленные глаза. Но тут же удивление сменилось скорбью и немым укором.

— Вы уже, Петр Аркадьевич, ничего не сможете мне дать, а вот Господь может дать венец нетленный, разве я могу отказаться от такого бесценного дара?

Повернувшись к народу, Степан посмотрел на притихшую толпу крестьян. А затем твердым и спокойным голосом сказал, осеняя себя крестным знамением:

— Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз...

Лицо Когана при этих словах болезненно перекосилось, точно так же, как тогда, в монастыре, после слов исповедания отца Тавриона, и он, переходя на визг, закричал:

— Саботаж. Митинг закончен, расходитесь! — И для убедительности, выхватив из кармана револьвер, выстрелил два раза в воздух.

53

Взбешенный Коган вошел в горницу и, подойдя к столу, налил полстакана самогонки. Тяжело вздохнув и злобно посмотрев на иконы, висевшие в углу избы, залпом выпил и, поморщившись, обессиленно сел к столу.

— Ого! — удивленно воскликнул Крутов. — Ты, Илья Соломонович, так и пить научишься по-нашему.

— Молчать! — вскричал в бешенстве Коган.

— Но-но, — с угрозой в голосе проговорил Крутов, — мы не в царской армии, а ты не унтер-офицер. Хочешь, я шлепну этого сопляка, чтоб другим неповадно было? А оскорблять себя не позволю.

— Прости, погорячился, — примирительно сказал Коган. — А шлепать пока никого не надо. Теперь как раз нельзя из него мученика за веру делать. Надо бы сломить его упрямство, заставить, гаденыша, отречься. Это главная идеологическая задача на данный момент.

— А чего тут голову ломать?! В прорубь этого кутенка пару раз обмакнуть, поостынет кровь молодая, горячая — и залопочет. Не то что от Бога — от всех святых откажется.

— Хорошая мысль, товарищ Крутов, — обрадовался Коган. — Так говоришь, сегодня у них праздник Крещения? Хм, хорошая мысль, — повторил он как бы для себя. — У них свое Крещение, а мы устроим наше, красное крещение. Возьми, Крутов, двух красноармейцев понадежней, забирайте щенка — и на реку.

— Ну уж нет, в бою никому не уступлю, — усмехнулся Крутов, — а с юнцами да попами воевать — это не для меня.

— Да ты, товарищ Крутов, не понимаешь всей важности идеологической борьбы.

— Не понимаю, — признался он с ухмылкой, — потому комиссар не я, а ты, товарищ Коган.

54

Петр зашел в избу с видом побитой собаки и, пройдя по горнице, сел у стола на свое место в красном углу. Он ощущал странную опустошенность, как будто в душе его образовалась холодная темная пропасть. Матушка подошла и молча поставила перед ним хлеб и миску со щами. Он как-то жалостливо, словно ища поддержки, глянул на нее, но супруга сразу отвернулась и, подойдя к печи, стала сердито греметь котелками. Дети тоже не поднимали на него глаз. Младшие забрались на полати, старшие сидели на лавке, уткнувшись в книгу. Четырехлетний Ванятка ринулся было к отцу, но тринадцатилетняя Анютка перехватила его за руку и, испуганно оглянувшись на отца, увела малыша в другую комнату.