Агафонов Николай - Красное крещение

Второй прихожанин прошел и, взяв другую хоругвь, встал в паре рядом с первым.

— По коням! — скомандовал Крутов и, вставив ногу в стремя, вскочил на своего коня.

Отец Петр вышел на амвон и осенил прихожан крестом.

— Ну, с Богом, православные, на Иордань. — И сразу же затянул: — «Глас Господень на водах вопиет...»

Хор подхватил песнопение, и вся процессия двинулась из храма к выходу.

Из распахнутых ворот разоренного женского монастыря выехал отряд продразверстки во главе с Крутовым. Он восседал на высоком кавалерийском коне. На голове его красовалась перевязанная красной лентой каракулевая шапка, лихо заломленная на затылок. Щегольской овчинный полушубок был препоясан кожаной портупеей. На правом боку болталась увесистая деревянная кобура с маузером, на левом — сабля.

Красноармейцы в буденновках и шинелях, с винтовками за плечами, хмуро ехали на санях, ежась от мороза. На передних санях развалился сам Коган. Из-под пенсне, посаженного на крупный с горбинкой нос, поблескивал настороженный взгляд темно-серых, слегка выпуклых глаз. Закутанный в долгополый тулуп, комиссар напоминал нахохлившуюся хищную птицу.

Двери Покровского храма распахнулись, и из них вышел крестный ход. Мужики несли запрестольные образа и хоругви. За хором шел отец Петр, широко улыбаясь. На нем сверкала нарядная белая риза. В руках он держал напрестольный крест и Евангелие. Рядом с ним шел Степан, одетый в белый стихарь, нес кадило и требник. За батюшкой шел весь народ, бабы — с ведрами и бидонами.

39

Отец Петр встал коленями на половичок, постланный у самого края проруби, вырубленной во льду в виде креста. Вода уже успела затянуться тонкой корочкой льда. Священник погрузил в прорубь большой медный напрестольный крест, проломив им корочку льда, и запел тропарь Крещения. Хор сразу подхватил пение тропаря. Один из мужиков бережно вынул из-за пазухи белого голубя и подбросил его вверх. Голубь закружился над речкой. Народ, задрав головы, с восторгом наблюдал за полетом птицы.

40

Степан зачерпнул из проруби крещенскую воду небольшой медной водосвятной чашей. Взял кропило отец Петр, щедро окропил народ крещенской водой, и крестный ход направился в село. Бабы, весело поругиваясь и толкая друг друга, начали черпать ведрами и бидонами воду из проруби. Невдалеке, ниже по течению, еще одна прорубь, для купания. Около этой проруби толпился и стар и мал. Смех, шутки, радостные крики. Люди по очереди окунались в прорубь. Перед тем как окунуться — крестились. Выходя из воды, накидывали полушубки и выпивали по чарке. Степан тоже был среди купающихся.

41

В просторной горнице в доме отца Петра его жена, матушка Авдотья, вместе с солдатской вдовой Нюркой Востроглазовой делали последние приготовления к праздничной трапезе. Нюрка хлопотала у печи, вытаскивая оттуда пироги, ставила их на стол. Матушка Авдотья накрывала стол разносолами, когда в сенях послышался шум и схлопывание полушубков от снега. Дверь в избу распахнулась, и появился отец Петр с мужиками: Никифором, Кондратом и Савватием, все запорошенные снегом. Отец Петр скинул на лавку полушубок и тут же, запев тропарь Крещению, пошел кропить всю избу крещенской водой. Затем благословил трапезу, и все, рассевшись возле стола, принялись за еду. В это время пришел Степан, перекрестился на образа и присел на скамью у края стола.

— Никак вижу, Степка, ты тоже в прорубь окунался? А ведь хвораешь, и туда же, в холодную воду лезешь, — сердито покосился на него отец Петр.

— Так потому и лезу, батюшка, что хвораю, — улыбнулся Степан, — в Иордане-то святом и надеюсь вылечиться.

— Блажен ты, коли так веруешь, — уже примирительно сказал отец Петр.

Вначале все молча вкушали пищу, но после двух-трех здравиц завели оживленную беседу. Никифор мрачно молвил:

— Слышал я, у красных их главный, Лениным вроде кличут, объявил продразверстку, так она у них называется.

— Что это такое? — заинтересовались мужики.

— «Прод» — означает продукты, ну, знамо дело, что самый главный продукт — это хлеб, вот они его и будут «разверстывать», в городах-то жрать нечего.

— Что значит «разверстывать»? — взволновались мужики, нутром чувствуя в этом слове уже что-то угрожающее.

— Означает это, что весь хлебушек у мужиков отнимать будут.

— А если я, к примеру, не захочу отдавать? — горячился Савватий. — У самого семеро по лавкам — чем кормить буду? Семенным хлебом, что ли? А чем тогда весной сеять?