Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Внезапно инвалид, все это время злобно бормочущий под нос что-то бессвязное, замолчал и уставился прямо на меня; в следующий миг его красные, воспаленные глазки злобно сверкнули, суковатая палка вновь заходила ходуном, - и он, угрожающе матерясь, двинулся в мою сторону. Спасло меня лишь чудо. В элегантной даме в мехах, сидящей чуть поодаль, вдруг заговорила совесть - чувство вины тож, - и она, секунду помедлив, встала, уступая старику заветное место; тот заворчал было, досадуя, что его сбивают с толку, но, поразмыслив, сдался и с кряхтением опустился на сиденье.

Я не могла сдержать облегченного вздоха: честно говоря, я плохо себе представляла, чего ожидать от полубезумного старика. Университетские лекции на этот счет молчали. Геронтопсихологию мы прошли мельком, так сказать, по касательной, с закрытыми от уважения глазами; чувствовалось, что тема старости слегка пугает преподавательницу, которая и сама была уже немолода, - и единственным, что мне из этого занятия запомнилось, был каверзный вопрос одной из самых чопорных и суровых жриц, еще на первом курсе намертво застолбившей для себя место напротив преподавательского стула: каким образом пожилым человеком ощущается - если, конечно, ощущается - краткость отпущенного ему отрезка, и как это осознание влияет на его психику?.. Тема смерти, скользнувшая в вопросе, вызвала у аудитории нездоровый интерес, и мы навострили уши, - но ответ педагога нас разочаровал. Краткость «отрезка», сказала она, на психику вовсе не влияет, ведь подсознательно он воспринимается не как отрезок, а, скорее, как луч: это прошлое с каждым днем увеличивается в размерах, а будущее всегда бесконечно, сколько бы лет тебе ни было - пятнадцать, шестьдесят пять или девяносто… Вспомнив эти слова, я подумала, что, коли так, то Владимир Павлович, который в эту минуту блаженно подремывает, прислонившись головой к стеклу, рискует проехать свою остановку, - если, конечно, я вовремя о нем не позабочусь.

Но тут металлический голос объявил ее название, и мы с профессором Калмыковым, бодрым и свеженьким, как огурчик, вместе и в то же время порознь, в числе прочих пассажиров покинули трамвай.

5

Воскресенье, traditional family partу: сидим втроем на кухне, пьем чай с вареньем, смеемся, болтаем; вдруг папа роняет ложечку, мама: - Ха-ха, баба спешит (женщина, то есть, торопится в гости)! Такая примета! - Папа, с нарочитой серьезностью: - А может, она просто позвонит или пришлет SMS? Нет, правда, все эти приметы когда появились? - тыщу лет назад, люди, небось, еще и не подозревали о возможности общения на расстоянии; но нельзя же требовать, чтобы теперь, в наш атомный век, мы ходили друг к другу в гости с той же регулярностью, как роняем столовые приборы! Да еще в огромном мегаполисе!.. - Мы с мамой: - Хе-хе-хе, точно!.. - Вдруг: дзы-ы-нь! - телефонный звонок; мама: - О-о-о! Ну ты как в воду глядел!.. - Бежит в комнату, где аппарат, и секунду спустя возвращается с мрачным лицом: - Юля, тебя. - Папа, заинтересованно: - Что, никак ошибка вышла? Мужик?.. - Мама: молчит. Иду в гостиную, беру трубку: - Але?.. - Нет, правда, вроде женский голос: - Здравствуй, Юлечка!.. (Кто бы это мог быть?..) Как живешь, милая?.. (Ничего, спасибо…) Что к нам не заходишь?.. - А-а, так вот почему сникла мама, теперь-то я поняла: ну, конечно же, тетя Зара!.. Вот только голос у нее какой-то странный, потому-то я и не признала его поначалу (богатой будет!): глухой, сдавленный, словно бедняжка еле сдерживает рыдания… О господи! Да уж не случилось ли чего с Гарри?..

- Да, - грустно подтвердила тетя Зара, - да, Юлечка, случилось. (Боже мой, что?!) А вот что: несколько дней назад он приобрел двухнедельную путевку на Крит…

Ох ты, господи!.. Да что ж тут плохого?.. В кои-то веки крит ический настрой изменил брату! Наконец-то хоть одна гетера удовлетворяет его строгим крит ериям!.. Я, поначалу и впрямь слегка струхнувшая, от облегчения развеселилась и принялась каламбурить - это у меня папино. Но тетя Зара: - Ох, Юлечка, Юлечка!.. Беда-то какая!.. И ведь он всегда так потешался над своими друзьями-идиотами, - что те, мол, вечно «ездят в Тулу со своим самоваром»! Так ловко отбивал у них эти «самовары», то есть возлюбленных - это называлось у него «борьба с глупостью»! Так трогательно хвастался своими победами!.. А теперь молчит как партизан, и даже с матерью не поделится, - как ни подъезжала она с разных сторон, как ни пыталась выведать подробности, единственным, что ей все-таки удалось узнать, было имя: Анна… Нет, ты только вслушайся: Анна ! Очень даже красноречивое имя, не какая-нибудь там «Юля»! Услышишь его и сразу чуешь - попахивает чем-то серьезным…