Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

- Клево! - брякнула Эдик, со стуком кладя тетрис на стол. - Я вся ваша, сударь. Обожаю экстрим.

Я испугалась - вот сейчас профессор, ободренный успехом, переведет свой орлиный взор на меня - и спросит что-нибудь вроде: «Ну, а вы?»; подумав так, я приготовилась к решительному отпору - темные закоулочки и тупички сознания совершенно не привлекали меня, я считала, что довольно набродилась по ним в детстве. Но отбиваться не пришлось - лично до меня старику не было никакого дела. Зато Эдичке (ничуть, кстати, не шутившей - она и вправду мечтала работать с «психами»!) пришлось пожалеть о своей дурацкой привычке строить из себя «анфан террибля». Ибо вопреки ожиданию наш почтенный гость ничуть не был шокирован ее лексиконом; он даже, наоборот, разулыбался, показав, наконец, зубы - неожиданно красивые, белые и ровные; сказал игриво: «О-о-о! Звучит многообещающе!»; сошел со своего постамента, плотоядно потирая руки и бормоча: «Надо же, какие хорошенькие девушки ко мне намыливаются»; прогулялся меж рядами скамей, остановился чуть сзади Эдички, сидевшей, как назло, с краю и не успевшей отодвинуться, - и, пока он диктовал нам адрес клиники и свои «координаты», рука его, лежавшая на голом черепе «симпатяшки», то ласково его поглаживала, то отбивала пальцами легкую дробь; бедняжка скрежетала зубами, но сделать ничего не могла - сама напросилась, - и лишь злобно косилась на своих подлых однокурсников, умиравших от хохота. Вернее, Санек умирал, - я лишь делала вид, что умираю, на самом же деле просто прятала в ладонях огнем пылающее лицо; зато потом, когда звонок все-таки прозвенел, я еще долго стояла в коридоре, глядя на маячившую вдали, все дальше, высокую худощавую фигуру с непропорционально большой из-за шевелюры головой, вот-вот готовую вступить в нежно-голубоватый световой прямоугольник дверного проема, ведущего на лестничную клетку, словно в недра машины времени из детского фантастического кино, - шагнуть туда, чтобы бесследно в нем раствориться; но ведь и для меня было далеко не в новинку терять и находить профессора Влада в различных, порой весьма удаленных друг от друга временных точках. Палыч, он же Влад. Калмыков, он же Мастодонт, он же доцент Vlad, мой виртуальный друг… которого я, к стыду своему, даже не успела как следует разглядеть; а, впрочем, у меня еще будет время… - так думала я, вместе со своими колоритными сотоварищами направляясь в деканат, чтобы оповестить Елизавету Львовну, замдекана, что мы, трое безалаберных четверокурсников, наконец-то определились с практикой.

2

В назначенное утро я отправилась в клинику; может быть, еще и поэтому мой застарелый топографический кретинизм на сей раз достиг апогея, - и, выйдя из метро, я добрых пятнадцать минут блуждала по Сокольникам, не в силах сообразить, где нахожусь, пока, наконец, наитие не вывело меня к помпезным, чугунным с витиеватым узором воротам, которые профессор Калмыков, заботливо рассказавший нам накануне дорогу, обозначил как «очень красивые».

Они и впрямь показались мне весьма впечатляющим памятником старины; немного портил картину разве что облезлый мотоцикл, который, чуть скособочась, стоял прямо у входа, напрочь его перегораживая. С риском порвать колготки пробравшись сквозь узкую щель между ним и калиткой, я сразу же увидала упомянутый Калмыковым «яблоневый садик» - два жутковатых несообщающихся между собой пустыря, на которых торчало несколько одиноких искрасна-черных коряг, грубо обрубленных сверху и по бокам; чуть дальше виднелись три мраморные скамейки вокруг живописного, но полуразрушенного фонтана, изображавшего слегка подгнившую обнаженную с треснутым кувшином на голове. Это и было назначенное место встречи; туда вела узкая дорожка, вымощенная бетонными плитами.

Совестясь своего опоздания, я пустилась по ней бегом - но на полпути сбавила шаг, поняв, что торопиться некуда: благородной серебристой шевелюры - как ни выискивала я ее глазами - нигде не было видно, и только две понурые фигурки, собственно, и весь калмыковский улов, маячили у фонтана, то сливаясь в одну, то снова расходясь.

Будущие коллеги - когда я, приблизившись, поприветствовала их, - встретили меня довольно мрачно. «Невыспанная» (как она выразилась) и замерзшая Эдичка - ее угораздило одеться весьма легкомысленно: брюки из мешковины едва ли грели, кожанка была наброшена поверх пятнистой маскировочной майки, а кепочка «а-ля Ильич» еле прикрывала голый череп - нервно зевала; она пожаловалась, что, мол, беспокоится за свой обожаемый «Урал-90», - тот пришлось оставить за воротами, и как бы его не увели. Я успокоила ее, но выражение Эдикова лица не стало от этого радостнее - взгромоздившись с ногами на мраморную скамью, она достала из кармана пачку «ЛМ» и мрачно закурила. Подошел меланхоличный Санек. Не успев поздороваться, он с надеждой поинтересовался, не прихватила ли я чего-нибудь пожевать, бутербродика там или яблочка, - но, получив отрицательный ответ, сник и досадливо сплюнул на грязновато-серый бетон дорожки.