уединившись молчали, словно всё еще имели в том необходимость, но уж не имели слов. А через
три месяца Констанции не стало.
Её похоронили в Реймсе. И теперь отсутствие слов не тяготило время проводимое подругами
вместе.
- Вы остаётесь? - спросил Морис.
- Нет, - ответила Готель, - нет.
Они покинули склеп и сели в экипаж.
- Я уверена, что сейчас она на небесах, - прерывисто вздохнула Готель, - я раньше думала, что
это просто слова, созданные для утешения; но это такое сильное чувство, здесь, - она прижала
руку к своему сердцу.
- Я знаю, - ответил епископ.
- Странно, что я так мучилась, когда умер Клеман, а сейчас легко.
- Это лишь подтверждает, что вы спокойны за её душу. Как и я. Она была хорошим
человеком. Во всём следовала вам, - чуть наклонившись к собеседнице, добавил Морис.
"В большем, чем хотелось бы", - подумав, улыбнулась Готель.
- Так же делала пожертвования, и должен вам сказать, весьма щедро.
- Я не знала.
- Она во всём хотела быть похожей на вас, - добавил он.
Когда солнце уже было готово закатиться, на горизонте стал различим силуэт нового собора.
- Я думаю уехать из Парижа, - сказала Готель, оглядывая величественные черты.
- Воля ваша, матушка.
Из всех городов, прошедших через её историю, для завершения своего жизненного пути
Готель избрала Лион. Это был город, воспоминания о котором были ей теплее и менее
болезненны. "Полпути к Раймунду". Здесь же она провела с маркизом их последнюю ночь, в доме
родителей Клемана. "Бедный Клеман". Кто бы мог подумать, что он окажется единственным
настоящим мужчиной в её жизни. Сознательным и терпимым в отношениях, любящим и до смерти
как глупо жертвующим собой. Ведь Готель не нуждалась в опеке, она хотела любви. Любви
взаимной со своей стороны в случае с Клеманом, которой она не хотела, и любви взаимной со
своей же стороны в случае с Раймундом, но которой она так и не смогла получить. Но сейчас это
уже не имело значения. Она несколько раз обошла свой дом, но из всех вещей взяла в дорогу лишь
Писание, подаренное аббатисой, да можжевеловую клюку, без которой далекие расстояния уже
были просто непреодолимы; а уезжала Готель как раз потому, что не хотела послушно ждать
своего конца, глядя в окно своей мансарды, а надеялась еще уловить тот забытый вкус живого
мира, некогда разменянного на столичные надежды. Она помнила, каким волшебным чувством
было охвачено её сердце, когда она нашла под Лионом ту ореховую рощу. А здесь…, ничто здесь
больше не держало её, и она торопилась оставить Париж, так же как стремилась в него попасть,
бросив много лет назад цыганский табор.
Дом Готель в Лионе стоял на холме, омываемом Соной, а значит, она всё еще жила во
Французском королевстве. Но стоило ей отправиться утром в орешник, как она попадала на
территорию Римской империи. Дело в том, что император и французский король, так и не
определив до конца принадлежность Лиона, просто разделили его рекой. И теперь даже тот, кто, к
примеру, перешел мост, чтобы просто купить молока, пересекал имперско-королевскую границу.
Это было забавно, учитывая, что коровы того самого молочника, жившего у подножия
"королевского" холма, ежедневно щипали "имперскую" траву на другом берегу Соны.
Возвращаясь спустя десять с лишним лет в Лион, Готель также заметила у подножия холма
новый собор, очень напомнивший ей парижский Нотр-Дам, и прежде чем доехать до дома, она
остановилась у собора и зашла внутрь. Собор сей носил имя Сен-Жан, в честь Святого Иоанна
Крестителя, что показалось ей тоже весьма символичным, и Готель на мгновение показалось, что
она и не уезжала из Парижа, а потому она сразу же поспешила оттуда выйти.
Она прошла несколько переулков до молочной лавки. Теперь там работал Себастьéн - сын
прежнего хозяина, имя которого она вспомнить так и не смогла. Узнав, кто была его
посетительница, он поведал ей "презанимательную" историю об её доме, происшедшую лет
восемь назад:
- Одно время, заметив, что дом долго пустует, там поселилась семья германцев, - рассказывал
Себастьен, отпуская горшок масла мужчине сорока лет, - но прожили они там не долго, поскольку
не прошло и двух недель, как туда прибыло несколько крестоносцев, которые буквально
вышвырнули их на улицу, - волнующе договорил он, - с тех пор все обходят его стороной.
Взяв кувшин молока, Готель пошла по дорожке вверх. Она не могла не согласиться с
Читать дальше