Евгений Гусляров: Серия «Биографические Хроники»

то ни было, начальная неприязнь выросла до размеров грозных. Дело надо было

решать поединком. И тут еще одно необычайное и значительное совпадение.

«Барант потребовал драться à l'epee française (по-французски — на шпагах).

Лермонтов отвечал, что он не французский маркиз, а русский гусар, что шпагой

никогда не владел, но что готов дать сатисфакцию, которую от него требуют.

Съехались в назначенное место, дрались, никто ранен не был, и когда секунданты

стали их разнимать, то Лермонтов сказал Баранту: я исполнил вашу волю, дрался

по-французски, теперь я вас приглашаю драться по-русски на пистолетах, — на

что Барант согласился. Русская дуэль была посерьезнее, но столь же мало

кровопролитная, сколь и французская...» Представьте, как поразительно мне было

узнать, что Лермонтов на этой дуэли мог быть убит из того же пистолета, что и

Пушкин. Во всяком случае, целили в него наверняка из того самого.

Проверить это оказалось не таким уж трудным делом. Вспомним, как

стрелялся Пушкин. Вернее, откуда взялась пара пистолетов, которые привез к

месту дуэли виконт д'Аршиак, секретарь французского посольства, секундант

Дантеса. Он взял их в посольстве, у того самого Эрнеста Баранта. А сам Барант

привез их с собой в 1835 году. Это были пистонные пистолеты, которые в те годы

только-только приняли на вооружение французской армии. В отличие от

популярных дуэльных пистолетов Лепажа и Кюхенрейтера боевые пистонные

пистолеты очень редко давали осечку. Пистолеты эти изготовил на Дрезденском

оружейном дворе Карл Ульбрих. В дуэли с Пушкиным осечки не было.

Теперь, когда стрелялся сам Эрнест Барант, он, само собой, использовал

для того собственные пистолеты, то есть те самые, которые уже знамениты были

участием в дуэли Дантеса с Пушкиным. Смотрите, как близко история Пушкина

подходит тут к истории Лермонтова. Удивительно...

Конец этого происшествия таков. Сам Лермонтов в донесении полковому

начальству описал его лаконично: «Так как Барант почитал себя обиженным, то я

предоставил ему выбор оружия. Он избрал шпаги, но с нами были также и

пистолеты. Едва мы успели скрестить шпаги, как у меня конец переломился, а он

слегка оцарапал мне грудь. Тогда мы взяли пистолеты. Мы должны были стрелять

вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я уже выстрелил в сторону. После

сего он подал мне руку, и мы разошлись». Напрасно тут было бы думать, раз пуля

просвистела мимо сердца, значит, смертная беда миновала. Пуля ещё только

набирала свой гибельный разбег. Ход событий, как я уже говорил, остановить или

изменить было невозможно.

Далее они развивались так. Тут приведу я несколько записей

современников.

«История эта довольно долго оставалась без последствий, — запишет

впоследствии юный родственник поэта А. Шан-Гирей, — Лермонтов по-прежнему

продолжал выезжать в свет и ухаживать за своей княгиней; наконец, одна

неосторожная барышня Б., вероятно без всякого умысла, придала происшествию

достаточную гласность в очень высоком месте, вследствие чего приказом по

гвардейскому корпусу поручик лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов за

поединок был предан военному суду с содержанием под арестом, и в понедельник

на Страстной неделе получил казенную квартиру в третьем этаже с.-

петербургского ордонансгауза, где и пробыл недели две, а оттуда перемещен на

арсенальную гауптвахту, что на Литейной».

Тут до Лермонтова доходит слух, что Эрнест Барант очень недоволен его

показаниями о том, что он «сделал свой выстрел в сторону». И даже утверждает,

что такого не было. То есть Лермонтов в этих разговорах представляется лжецом

— новое дело...

Тут надо кое-что пояснить. Этот «выстрел в сторону», по которому мы ещё

со школьной скамьи привычно судим о благородстве Лермонтова, на самом деле к

благородству не имеет никакого отношения. По правилам дуэльной чести этот акт

был достаточно оскорбительным, унижающим противника. Этим подчеркивалось,

что противник как бы даже и не стоит выстрела. Потому Барант и засуетился.

«...Подсудимый Лермонтов, узнав, что барон де Барант, — узнаем мы из

следственного дела, — распускал слухи о несправедливости показания его, что он

выстрелил при дуэли в сторону, — пригласил его через неслужащего дворянина

графа Браницкого к себе на Арсенальную Гауптвахту, на которой содержался, 22