Санин Евгений - Мы - до нас

- Вот – тать его хотел пограбить крепко,

Но он его, на том поймав, скрутил

(кузнецу)

И нет, чтоб тут же – голова, как репка! -

А на рассвете молотом убил!

Мономах:

- Не молотом, а кулаком, наверно!

Таких ручищ не видел отродясь…

Какая вира?

Тиун:

- Дело его скверно!

Двенадцать гривен за убийство, князь!

Кузнец

(не веря собственным ушам):

- Что – вы меня подвергли вире,

Хоть он грабитель, а не я?

Да есть ли справедливость в мире…

За что так судите меня?!

Летописец

(тихо Мономаху):

- Князь…

Мономах:

- Что тебе?

Летописец:

- Хочу я до ответа

И приговора твоего

Спросить: а не напомнила ли эта

Тебе расправа ничего?..

Мономах:

- Мне?

Летописец:

- Да – шатры…изба… летели

На ханов стрелы, их губя!

Они же тоже ведь хотели

Ограбить, кажется, тебя?

Мономах:

- Ну, ты сравнил! И больше в душу

Ко мне не лезь! Пиши, что говорят!

(кузнецу)

- Всё! Я Закона не нарушу!

Кузнец:

- Но, князь! Ведь я не виноват…

Тиун:

- Иди-иди! С такими-то руками

Ты эту виру выправишь вполне!

Мономах:

- А хочешь – так в бою со степняками,

Если в дружину перейдешь ко мне!

Кузнец с радостью соглашается. Мономах тоже доволен, что это дело разрешилось как нельзя лучше. Он улыбается. Тем временем, тиун выводит вперед двух купцов.

Тиун:

- Вот, князь, еще. Тут – клятвопреступленье!

Мономах

(вздрагивая):

- Что?

Тиун

(показывая на ответчика):

- Этот вот поклялся на кресте,

Взяв долг на корабля приобретенье…

Истец:

- И мне не возвращает деньги те!

Ответчик:

- Так утонул корабль со всем товаром!

И я продал пустой амбар и дом,

Чтоб за товар отдать, почти что даром…

Мономах:

- Но ты ведь клялся Господом Христом!

Летописец

(показывая, что не успел записать):

- Князь, повтори последние слова!

Мономах:

- Изволь: «но ты же ведь поклялся»…

Летописец:

- А дальше? Что-то слышу я едва…

Поклялся – кем? Ты что-то, князь, замялся…

Истец

(призывая всех в свидетели):

- Он крест мне целовал на том!

Он клялся, что отдаст – Христом!

А нынче – сожаленья просит?

Да как земля такого носит!

Народ

(волнуясь):

- Такого, князь, нельзя прощать!

- Сначала крест пусть свой покажет!

- Он хуже, чем последний тать!

- Не ты – так Бог его накажет!

Мономах переводит глаза с одного кричащего на другого, услышав последние слова, отшатывается, словно они были адресованы ему и, опуская голову, уходит в свои мысли…

Тиун

(Мономаху – с одной стороны):

- Не слушай, князь, ты больше их -

Язык народа слишком длинен!

Летописец

(с другой):

- Как станешь ты судить других

За то, в чем сам теперь повинен?

Тиун

(указывая на ответчика):

- Тут дело ясное: он – вор!

Кончаем с этим – и к иному!

Мономах привстает, чтобы огласить свое решение.

Летописец:

- Ну, и какой твой приговор

За тот же самый грех – другому?

Мономах снова тяжело опускается на трон.

Тиун

(народу):

- Не спал наш князь совсем три ночи,

И вот, как видно, занемог…

Народ:

- Да, вид усталый!

- Потемнели очи!

Мономах

(подзывая Изяслава):

- Я сына попрошу, чтоб мне помог…

(народу)

Он мелкие дела вам все управит

Не здесь, а на пороге, у крыльца…

Надеюсь, снисхождение проявит…

(сыну)

Иди, суди, не подведи отца!

Изяслав, подбоченясь, жестами приказывает тиуну, чтобы поскорее выводил народ во двор.

Мономах

(Изяславу):

- Тебя на днях я отправляю…

Изяслав

(с готовностью хватаясь за рукоять меча):

- В Муром?

Мономах:

- В Ростов! Ты княжить навыкай:

Старайся быть ни радостным, ни хмурым,

Все слушай, ничего не упускай!

К народу относиться надо

Всегда и строго, и любя.

Ступай и помни: он – как чадо!

Изяслав:

- А ты?

Мономах:

- А мне… пора судить себя!

Гридница. Мономах на троне и летописец за своим столиком. На столе – прочитанные письма от князей.