Санин Евгений - Мы - до нас

Да, риск и здесь, причем, немалый…

И, может, лучше нет, чем да?

(смотрит на летописца, но тот молчит, и тогда – опять себе)

Да-да, скорее, нет, пожалуй…

Но если нет – опять беда!

Допустим, даже ханы эти,

Взяв дань, бескровно в Степь уйдут.

Так вслед за ними, словно сети,

Другие будут тут, как тут!

Придут, как там им дань покажут,

И, позабыв вчерашний страх,

Назавтра явятся и скажут:

«Плати и нам, князь Мономах!»

А чем платить? Уж нечем будет -

Все, что собрали – отдадим!

И, если так нам Бог рассудит,

Собой платить придется им…

Нет времени на размышленье,

И тут и там видна беда,

И надо принимать решенье.

Так как же быть: нет или да?

Да или нет? Два эти слова

Опять, как обоюдоострый меч!

И я в недоуменье снова -

Которому идти навстречь?..

За дверью вновь слышится тихая, протяжная песня. Мономах хлопает в ладоши и подзывает к себе вошедшего гридня.

Мономах:

- И снова ты! Незаменимый прямо!

Устал?

Гридень:

- Нет, князь!

Мономах:

- Поди сходи к жене!

Гридень отрицательно мотает головой.

Мономах:

- Ведь прикажу, коли такой упрямый!

Гридень:

- А то, хоть ты и князь, не сможешь мне!

Мономах:

- Как это так? Мне говорить такое…

Да и, смотрю, во взоре без вины!

Гридень:

- Вина, князь, есть, но то – совсем другое…

Мономах:

- Что именно?

Гридень:

- Нет у меня жены!

Пока с тобой за ханами гонялись,

Они вошли в мою родную весь…

И там над ней сначала надругались,

(показывая на сердце)

А после… после саблею – вот здесь.

Мономах:

- А дети что - они, надеюсь, живы?

Гридень

(с горечью, усмехаясь):

- А это лучше половца спроси…

Он моих чад рабами, для наживы,

Угнал подальше от святой Руси…

И где они теперь: в Степи? в Царьграде?..

Небось, уже забыли, как их звать.

И мне осталось только Христа ради

Теперь за них – убогим подавать…

Мономах:

- А мать с отцом?

Гридень:

- Сжег половец их в храме

Со всеми теми, кто не мог идти…

Что еще делать им со стариками?

Одна помеха и расход в пути!

(одним движением смахивая слезы)

Так что мне дома, при огне лучины

Сам понимаешь, одному невмочь…

А слезы лить негоже для мужчины.

Вот и дежурю в тереме всю ночь!

Мономах:

- Ты вот что… Спой!

Гридень:

- Как! Здесь?

Мономах:

- А что смущает?

(показывая на летописца и самого себя)

Ведь при народе – малом, но честном!

Сам же сказал, что песня помогает.

И может… не в одной борьбе со сном?

Гридень поет песню о половецком набеге:

От березы до березы

Шли в полон, роняя слезы,

Подгоняемы плетьми,

Жены русские с детьми.

Дым пожарищ, как туман,

Да летает черный вран…

От рябины до рябины

По полям лежат мужчины.

И не ягоды рябин

Зреют на груди мужчин…

Дым пожарищ, как туман,

Да летает черный вран…

От рябины до березы

То ли росы, то ли слезы

Матери родной земли:

Снова половцы прошли…

Дым пожарищ, как туман,

Да летает черный вран…

Мономах:

- Вот он народ: его рыданья,

Печаль-туга и боль-беда,

Да что там – вопль до содроганья!

А я тут – да иль нет?.. Да! Да!!

(решительно)

Когда в реке не знают броду,

В нее с обрыва – и плывут!

(уже окончательно - гридню)

Зови скорее воеводу!

Одна нога чтоб там, другая…

Гридень

(радостно):

- Уже тут!

Гридень выбегает и почти тут же в гридницу входит воевода.

Мономах:

- А говорили, ты со стен не сходишь!

Ратибор:

- Ну, почему же? Иногда схожу.

Мономах:

- Как время только-то на все находишь?

Садись. И я с тобою посижу!

Ратибор:

- Звал меня, князь?

Мономах:

- Да, велю сядь!

И на слов вязь

Время не трать…

Недосуг нам

Тратить свой час

Знаю и сам

Все без прикрас.

Половца стан

Ждет мою месть…

Что там за план

У тебя есть?

Ратибор:

- Волка – по-волчьи надо бить:

Раз! И стрела чтоб в нем торчала!

Мономах:

- Но там – мой сын! Как с этим быть?

Ратибор:

- Мы его выкрадем сначала!

Есть торки. Вид и речь у них -

Не отличишь от ханов даже!

И в половецком – за своих