Па Марго - Марго Па

И он положил жилистую руку на плечо, ссутулившемуся в кресле Ангелу.

– Будет жить? – только и спросил Ангел.

– Насквозь пробито легкое, врачи делают все, что могут. Но если не выживет – молись! Будут заводить уголовное дело. В любом случае удостоверение тебе придется сдать. Таковы правила.

«Все они живут по правилам. А что они мне дали, эти правила? Ничего, кроме пустых времен», – внезапно почти с ненавистью к нему подумал Ангел.

– Послушай, если все уладится, тебе лучше вернуться к своей прежней жизни. Ты уже не себя наказываешь, а других. Это опасно, – напарник пристально смотрел на него, словно видел насквозь, понимая и чувствуя его, как братья–близнецы чувствуют друг друга.

Все Ангелы когда-то были людьми. Всех их привело в службу спасения собственное горе, остановившее их жизни. И сердце Ангелов больше не бьется. Каждый из них когда-то ошибся и роняет вслед прошлому слезы раскаяния и, спасая чужие жизни, вымаливает, вырывает у небес капли прощения.

Все люди когда-то были Ангелами. Мы живем так близко и встречаемся так часто, что перестали верить в существование друг друга. Но, может быть, сделавшись вновь человеком, он остановит дождь?

– Дождь прекратился, – сказала себе Настя. – Мой Ангел больше не плачет.

Проглотив стразу три таблетки эфедрина из подматрасного запасника, она заняла пост ожидания у распахнутого окна, вдыхая хмельной, будоражащий запах ночи. С последнего этажа под крышей больницы огромная луна показалась ей близкой гостьей, не торопящейся уходить.

– Анна умерла, – сообщил напарник Ангелу по телефону и, помолчав, добавил. – Тяжелые тебе предстоят времена. Но, думаю, в любом случае все разрешится как профессиональная ошибка при выполнении служебных обязанностей. Только никуда не уезжай сейчас, не делай глупостей, слышишь?

– Да, – мрачно отозвался Ангел, изучая лунные кратеры ночной гостьи. Он ждал звонка, как ждут приговора (или освобождения?): приговоренному уже нечего терять, и от него уже ничего не зависит.

– Звони, если что, – попросил напарник.

– Что – если что? – нервно повторил за ним Ангел.

– Тебе помощь, вероятно, понадобится, – настаивал он.

– Не говори со мной, как с ними. Я – не они! Никогда не понимал их стремления как можно скорее прекратить пытку жизнью. Я – мазохист, наверно, но в конце концов, прыгнуть с балкона никогда не поздно. Так что я подожду, поживу немного, – Ангел раздраженно бросил трубку и, вжавшись лбом в стекло, заглянул в глаза своему отражению. Отражение было блеклым и заметно постаревшим. Возраст человека выдают глаза: тот, кто страдает, всегда выглядит старше, так что натяните на лицо безоблачную любвеобильную улыбку, сложите большой и указательный палец в форме «все – ОК!» и шагайте по жизни, не оглядываясь. Всеобщая пропаганда гуманизма успокаивает и делает людей равнодушными, продлевая тем самым их беззаботную молодость. Любить всех – значит не любить никого.

«Тяжесть легче пустоты, – думал Ангел. – К черту правила! Жить – только сердцем! Нужно найти ключи от машины, загнать ее на круглосуточную мойку на углу, там, наверно, и колеса поменяют, заправить полный бак… Еще нужны новые лезвия для бритвы, а то зарос, как йети… Термос, большой, под кофе … Деньги снять со счета – все, что осталось… Наличные в дороге удобнее, не везде карточкой расплатишься… »

На шестой по счету оглушительный звонок в дверь больничных ворот вышел заспанный, помятый охранник и молча уставился на Ангела.

– Я к дочери, восемьдесят вторая палата, – пряча глаза под солнцезащитными очками, уверенно начал Ангел.

– У нас посещения разрешены с десяти утра до восьми вечера, всем без исключения. Сейчас пять утра, – монотонно произнес охранник, приготовившись закрыть дверь у него перед носом.

– Она больше не ваша пациентка, – Ангел поставил ногу в проход. – Вчера оформили все документы на переезд в другую больницу. У вас ей не нравится. Но с оформлением дотянули до позднего вечера, поэтому ей пришлось у вас ночевать. Документы у нее уже на руках, и нам нужно успеть переехать туда до семи. Мы обо всем договорились с ее лечащим врачом. Он не предупреждал вас?

– Не–ет, – протянул, сбитый с толку охранник. – Доктора приходят к девяти утра. Сейчас нет никого, проверить.

– Тогда придется поверить, – никогда прежде он не врал так настойчиво. – Вы же не хотите неприятностей?

– Хорошо, проходите, – сдался наконец охранник. Все, о чем мечтает разбуженный в пять утра человек, – так это вернуться на свою дежурную кушетку досматривать сны.