Andrew - o 8b191ad8675a2039

-Святый Боже, - перекрестилась Прасковья. «Вот и расти парней – уйдет на цареву службу,

али воевать, и поминай, как звали. Петенька вон тоже, - мне кажется, младенчик он еще

несмышленый, ан отец уже на охоту его возит, и в седле он крепко сидит. Не успеешь

оглянуться – и он уйдет».

- Так на то и я, и твоя дочка, матушка, чтобы завсегда при тебе быть, - Марья потянулась и

поцеловала мать в прохладную, гладкую щеку. Прасковья обняла дочь и так их, и застал

вошедший в горницу Михайло Воронцов – сидящими рядом. И показалось ему на мгновение,

что видит он свою жену той, какой была она почти двадцать лет назад.

Соборный суд начинался ни шатко, ни валко. Святые отцы, плотно пообедав, рассаживались

в палатах, шептались друг с другом, искоса взглядывая на Федора.

Вошел сухощавый, легкий, седовласый митрополит Макарий – священники поторопились к

нему под благословение, а он, зорко, не по-старчески оглянув залу, заметил Вельяминова и

поманил его к себе.

Боярин поцеловал руку митрополиту, а тот, когда Федор выпрямился, пристально взглянул

на него, и спросил:

- Не ты ль иноку Вассиану из Чердынского монастыря отец по плоти? Федор Васильевич,

так?

- Так, владыко, - склонил голову Федор.

- Ну, спасибо тебе, боярин за сына, угодил, - обнял его митрополит. «Игумен его пишет мне,

что нет во всем Пермском крае монаха, чтобы более его заботился о просвещении

инородцев. Языки выучил, и не токмо зырянский, но и остяцкий, ездит к ним в становища,

проповедует, Евангелию учит, школу даже при монастыре устроил.

Федор улыбнулся и вдруг вспомнил Вассиана, - тогда еще мальчика по имени Василий.

Аграфена-покойница – хоть и был Вася старшим сыном, - не любила его, чувствовала себя

виноватой, что не смогла родить здорового ребенка.

Федор тоже при Васе – бледном, болезненном, плохо ходящем, - стыдился своего роста,

богатырских плеч и громкого голоса. Мальчик приходил к нему, заворожено трогал оружие, а

когда Федор посадил его на коня – осторожно, впереди себя, и сделал круг по двору усадьбы

на самой смирной кобыле – восторгу Васи не было конца.

Читать он научился сам – Федор с Аграфеной с удивлением услышали, как трехлетний

мальчик по складам разбирает Псалмы. Отец стал заниматься с ним каждый день, и вскоре

Вася бегло читал и начал писать. Федор даже немного обучил его греческому , а потом, как

стало понятно, что Вася уйдет в монахи, - учился он уже у священников.

Федор вдруг понял, что не видел сына уже восемь лет – с тех пор, как проводил его из

Троицкого монастыря на служение иноческое в дальний Пермский край.

- И за книги богослужебные спасибо тебе, Федор, - донесся до него голос Макария. «Ежели б

не ты, так раскачивались бы мы, еще Бог ведает сколько. А теперь Евангелие да Псалтырь

более переписывать не надо».

- Я всегда готов послужить, владыко, ради такого дела, - ответил Федор и подумал, что надо

бы, конечно, съездить в Чердынь, повидаться с Вассианом, повезти туда сестру его

единокровную.

-Хоть и долог путь, а надо, - сказал себе он твердо, усаживаясь в кресло, что стояло особо

для царского боярина ближнего. «И Федосья порадуется, да и Марфе полезно другие края

повидать».

- Что Марья-то? – спросил Михайло у жены, уже, когда лежали они в постели.

- Да ничего, - Прасковья отложила вышивание и прижалась к мужу, положив ему голову на

плечо. «Не ест ничего, с лица спала, так я ее не виню – сколько ж томить можно девку?

Помолчав, она добавила: «Говорила я с ней насчет Матвея – что, мол, слухи-то разные про

него ходили, хоша он и остепенился в последнее время».

- А она что? – Михайло повернулся к жене и убрал с ее лица черные локоны. «Небось,

брыкалась, говорила – не такой, мол, Матвей, мало ли что о ком говорят?»

- Ну да, - Прасковья улыбнулась. «Поди, скажи девке влюбленной, что плохое про

нареченного ее – живьем тебя съест. Мне б тоже до свадьбы про тебя что сказали – так не

послушала бы».

- Да про меня и говорить-то нечего было, - Михайло потянулся. «Я ж был ровно как Степа

сейчас – только у этого лодьи, а у меня – кони да доспехи на уме были. Какие там девки, я

про них и не думал!»

- Однако ж посватался ведь, - рассмеялась Прасковья.

- Ты на меня очами своими лазоревыми так глядела, что попробуй не посватайся, - Михайло

стал целовать жену. «Я и подумал – кони-то никуда не ускачут, а эту, синеглазую, надо к

рукам прибрать – еще уведет кто».