Andrew - o c24ec28d571a6d65

карать их. Карают пусть светские власти».

Ди Амальфи что-то шепнул на ухо архиепископу. Тот улыбнулся: «Это вы хорошо

придумали, святой отец».

Он посмотрел на стирающего слезы с лица мужчину и сказал, поигрывая пером: «Церковное

покаяние – ну, это понятно, и наказание кнутом. Разумеется, мы не можем более держать

вас в университете, ну, и набор книги придется рассыпать – сами понимаете, дон Диего,

вели бы вы себя благоразумнее, ничего бы этого не было».

- Пожалуйста! – мужчина опять оказался на коленях. «Я прошу вас, только не книга! Это же

медицина, наука, а не теология!».

- Впрочем, - архиепископ погладил пухлые, ухоженные щеки, - трибунал может пересмотреть

свое решение. Если вы, дон Диего, не будете упрямы, и ответите еще на несколько

вопросов. Честно, а не так, как вы это делали раньше.

- Я все расскажу, все! – всхлипнул Давид и Джованни, посмотрев ему в глаза, мысленно

вздохнул: «Господи, как хорошо, что я успел в Кальяо».

-Видите ли, дон Диего, - его высокопреосвященство вздохнул, - город у нас маленький, люди

на виду. Например, ваша жена. Женщина красивая, сами понимаете, на нее обращают

внимание. Например, на то, что она два раза в месяц ездит в Кальяо. Одна.

- У нее там подруги, - сглотнув, ответил Мендес. «Ну, или любовник, я не знаю, наш брак, -

он покраснел, - уже давно только формальность».

- Ах, вот так, - задумчиво протянул архиепископ. «Индейцев – не тех, что приняли учение

нашей святой церкви, а тех, что так и упорствуют в своих заблуждениях, она тоже навещает.

Не иначе, как и там подруг завела».

- Она собирает травы в горах. Для снадобий, - тихо ответил Мендес.

- Отец Джованни, - повернулся к нему архиепископ, - у нас ведь есть дыба?

- Есть, - глядя прямо в глаза Мендесу, ответил священник.

- Не надо, нет, - Мендес распростерся на полу. «Она передает сведения англичанам, о

серебре, о караванах, что идут с рудников. Я все расскажу – только я здесь не при, чем, это

все она!»

«Был бы у меня под рукой пистолет», - злобно подумал Джованни. «Господи, ну кто же знал,

что он обернется такой мразью».

Мануэла открыла дверь солдатам, и отступила в прохладную тишину комнаты.

Эстер подняла голову и спокойно сказала: «Милый, ты допиши вот эту строчку, со слогами, а

потом мне придется уйти».

- Надолго? – озабоченно спросил Хосе и окунул перо в чернильницу.

- Боюсь, что да, - вздохнула Эстер, и, поднявшись, сказала: «Вы позволите мне взять кое-

какие вещи?»

- Конечно, сеньора, - офицер поклонился и вдруг покраснел: «Простите, нам предписано

обыскать ваш дом».

- Обыскивайте, - пожала плечами женщина, и, даже не посмотрев в сторону Мануэлы, вышла

из кухни.

- Мама, - в наступившем молчании голос Хосе казался особенно нежным, словно пение

птицы, - а кто теперь будет со мной заниматься?»

-Вот и все, что я знаю, - Мендес стер с лица слезы и вдруг сказал: «Но я же во всем

признался, ваше высокопреосвященство, я виноват, я готов понести наказание, только,

пожалуйста, издайте мою книгу. Это же большой труд, я долго его готовил!»

- Вот, значит, оно как, вы готовы понести наказание, - архиепископ усмехнулся. «Ну что, дон

Фернандо, - он обернулся к вице-губернатору,- я надеюсь, мы с вами не будем соперничать

за то, на долю кого выпадет казнить нашу добрую сеньору Эстеллу? Все-таки святая церковь

обязана обращать грешников, а вам, наверное, все равно – задушат ее, или отрубят ей

голову.

- Я бы хотел более подробно поговорить с ней о Кальяо, - ответил вице-губернатор, и вдруг,

глядя в окно, сказал: «Какой прекрасный сегодня день, святые отцы! Прямо не верится, что

скоро зима!».

Архиепископ встал, - трибунал тут же поднялся, и, не смотря на Давида, который сидел,

опустив голову в руки, закрыв лицо, на скамье, подошел к дону Фернандо.

-Действительно, - проговорил священник, - солнце, словно летнее. Такое теплое!

В наступившей тишине было слышно, как щебечут птицы на серых камнях площади, и

кашляет дон Родриго, сидящий, как всегда, в тени колонны, у собора.

«А у него кашель стал слабее, - вдруг подумал Давид. «Хорошее это снадобье, Эстер

отлично его составила».

Он внезапно разрыдался, - глубоко, горько, и отец Альфонсо, оглянувшись на архиепископа,

подал Мендесу стакан воды. Тот жадно выпил.

-Думаю, - тихо, не поворачиваясь, сказал дон Фернандо, - мы можем применить к нему

снисхождение. Ну, скажем, ограничиться церковным покаянием. Все-таки он прекрасный