Andrew - o c24ec28d571a6d65

исполнилось, я и не повенчался еще с Мари. Как это писал Кастеллио: «Убийство человека –

это не защита религиозной доктрины, это просто убийство человека».

- И протестанты бывают на что-нибудь полезны, - заметил архиепископ, и трибунал –

рассмеялся.

Джованни сомкнул пальцы и посмотрел на человека, что сидел перед ними. Красивое лицо

Мендеса побледнело, темные, большие глаза оглядывали зал. Статуя Иисуса в терновом

венце стояла рядом с большим, вымытым до блеска окном, за которым были видны красные

черепичные крыши города. Забил колокол, и Мендес, вздрогнув – перекрестился.

- Дон Диего,- мягко сказал архиепископ, - вы знаете, почему вы здесь?

- Что-то с книгой? – откашлявшись, спросил Мендес. «Я все проверял, ваше

высокопреосвященство, там все в соответствии с учением святой церкви. Но я могу

переписать, если надо, я мог ошибиться..., не знать».

- С книгой все в порядке, - улыбнулся председатель трибунала. «Мы, конечно, не доктора, но

ее вполне можно печатать».

- Спасибо, - Мендес выдохнул и Джованни увидел, как он успокаивается. «Я четыре года над

ней работал, это большой труд, ваше высокопреосвященство, было бы жаль…»

- Мы хотели, - прервал его архиепископ, - дон Диего, поговорить с вами касательно вашей

жены»

Джованни увидел, как Мендес испуганно сжался на скамье, и обреченно подумал: «Все. Я

так и знал».

- Доньи Эстеллы? – спросил Мендес, слабым, еле слышным голосом. «А что с ней? Она

уважаемая женщина, благочестивая».

- Вы знали, что она – конверсо? – резко, будто удар хлыста, прозвучал голос архиепископа.

-Не зажигай свечи, - сказал Давид злым шепотом, там, еще на Канарах, когда они ждали

корабля в Панаму. «Это риск».

- Давид! – удивилась Эстер. «Да ты что! Я тихо, никто не заметит – как это так, это ведь

заповедь. А если у нас сын родится – ты что, и обрезать его не собираешься?».

- Обрезать я могу его сам, - жестко ответил Давид. «Об этом никто не узнает. А свечи могут

увидеть. Надо быть очень, очень осторожными, Эстер».

- Да ты, что, боишься, что ли? – удивилась жена.

Он ничего не ответил, но сейчас, глядя в спокойные глаза нового инквизитора – красивого,

высокого мужчины лет сорока, Давид вдруг почувствовал страх – липкий, отвратительный,

будто паутина, которую он видел в джунглях на севере, когда ездил туда за травами –

огромная, натянутая среди деревьев.

С нее капала какая-то жидкость, собираясь в лужицы на примятой траве. Он, было,

потянулся к ней, как почувствовал на плече руку индейца-проводника. «Смерть, - сказал тот,

бесстрастно глядя на Давида.

Смерть, как там, в джунглях, была вокруг – стоило сделать неверный шаг, как его ждали

пытки и костер.

Он так и сказал об этом Эстер, ночью, в постели, когда они только приехали в Лиму, и она

ответила, вздохнув, погладив его по голове, - будто мать:

- Есть страх, а есть честь и долг, Давид. Мою мать столкнули с моста под лед, потому что

она отказалась креститься. Меня спас незнакомый человек, русский – он прятал меня,

кормил, ты думаешь, ему было не страшно? Надо просто быть человеком – тогда бояться

нечего».

- Знали? – повторил архиепископ, и Давид, сам не понимая, что делает, сполз со скамьи и

встал на колени, ощутив могильный, зябкий холод каменных плит.

- Простите меня,- сказал он, дрожащими губами. «Я все расскажу, все. Простите».

- Сейчас этот мерзавец, спасая свою шкуру, предаст девочку, и она пойдет на костер, -

бессильно подумал Джованни. «И мы ничего не сможем сделать».

Мужчина говорил, оглядываясь, прерываясь, облизывая губы, а Джованни все смотрел на

него – бесстрастно, будто желая запомнить его лицо – на всю жизнь.

- Ну хорошо, дон Диего, - вздохнул его преосвященство, - предположим, я вам верю – вы

знали, венчаясь, что ваша жена – конверсо, но скрыли это. Что, конечно, очень плохо, и

заслуживает наказания. Но вы-то сами – чисты, или тоже – замараны?

- Нет, нет, я испанец, я католик, - забормотал мужчина.

- А ну встаньте, - приказал его высокопреосвященство. «Расстегнитесь».

- Я болел, в детстве, - мужчина вдруг заплакал - крупными, быстрыми слезами. «Есть такая

операция, я могу вам показать, в книгах».

Джованни брезгливо поморщился и тихо сказал: «По-моему, и так все понятно, ваше

высокопреосвященство».

- Пошлите к вице-губернатору, отец Альфонсо, - велел архиепископ. «Пусть препроводят

донью Эстеллу к нам, сюда, - все же святая инквизиция призвана увещевать грешников, а не