Andrew - o c24ec28d571a6d65

его преставился, упокой Господи его душу, - Марфа перекрестилась. Так что шестеро у меня,

атаман, - красивые, изящно вырезанные губы чуть изогнулись в улыбке.

-Вот оно как, - сказал Ермак, и принял от Федора кубок с вином.

-Ты-то как, Федор Петрович, вино пьешь? – поинтересовался царь.

-Пью, государь, - мальчик поклонился. «Спасибо вам».

Марфа вздернула бронзовую бровь, но промолчала. Принесли первую перемену – янтарную,

жирную уху и пироги с визигой и рыбой.

-Хороша у тебя уха, Марфа Федоровна, - похвалил царь, пробуя. «Ну, впрочем, у тебя всегда

вкусно кормят – хоша бы каждый день у тебя обедал».

-То дочь моя старшая готовила, - улыбнулась Марфа. «Не побрезгуйте, молода она еще,

только учится хозяйствовать-то».

-Как по мне, - сказал Кольцо, и потянулся за хлебом, - так я лучше и не пробовал.

-А ведь Иван Иванович у нас с Волги, - заметил царь, - они-то знают, как уху варить.

-Спасибо, - зардевшись, прошептала боярышня, и, поклонившись, передала атаману ломоть

каравая.

Синие глаза Кольца чуть усмехнулись, и он, взяв хлеб ее из ее рук, чуть коснулся пальцем

смуглой, красивой ладони. Федосью Петровну в краску бросило.

«При матери, конечно, тут ничего не сделаешь, - холодно подумал атаман, бросив взгляд на

невозмутимое лицо Марфы. «Сразу видно – тут целку, ровно алмаз, какой берегут, оно и

понятно – боярская дочь.

И золото тут не поможет – вона, боярышня оным с ног до головы обвешана. Нет, тут по-

другому надо, тут грамотцу надо послать, распалить ее, кровь-то молодая, горячая. И

осторожней надо – а то вона брат у нее, хоша и подросток, а кулаки у него пудовые».

-Был у меня учитель твой, Федор Савельевич, - сказал царь Феде, - хвалил тебя очень,

говорил, что еще лет пять - и сам уже строить начнешь. Ну, под его присмотром, конечно, но

уже не на побегушках будешь. Способный у тебя сын, Марфа Федоровна.

-Благодарю, государь, - улыбнулась та, чуть пожав руку сына.

-Ну, - государь поднял кубок, - за Сибирь, чтобы нашей она была, в скором времени!

-Аминь, - отозвалась Марфа, и, вдруг, улыбнувшись, сказала: «А вы что, Ермак Федорович,

не едите ничего? Али невкусно вам?».

-Коли не из ваших рук, боярыня - дак и невкусно, - дерзко, глядя прямо на Марфу, сказал тот.

Марфа махнула рукой, и, когда перед ней поставили блюдо с осетрами, отрезав добрый

кусок, положив его на ломоть хлеба, спросила: «Вот так, Ермак Тимофеевич?».

-Именно, - ответил тот, принимая еду из ее маленьких, заботливых рук.

Он посмотрел в ее изумрудные глаза, обрамленные темными ресницами, с еле заметными,

тонкими, уходящими к вискам, морщинками, и вспомнил как, лежа растрепанной головой у

него на плече, Марфа вдруг сказала: «Господи, и что ж мне хорошо-то так с тобой, атаман?».

-А это потому, - он взял в большую ладонь ее грудь, - высокую, с розовым соском, - что ты

как для меня сделана, знаешь же».

Он тогда наклонил голову и стал целовать эту грудь, - медленно, долго, - пока она не

шепнула ему лукаво на ухо, устраиваясь под ним: «А вот сейчас опять это проверишь, Ермак

Тимофеевич».

«Вот и повенчаемся», - он внезапно улыбнулся своим мыслям. «Хватит, молодые пусть

далее на восток идут. Поставим крепостцу, там, где я говорил, будем жить. Ей же за

тридцать немного, она еще пятерых может родить. Вот пусть и рожает. С такой женой

никакая Сибирь не страшна».

-Что улыбаешься, атаман? – донесся до него голос царя.

-Да уж больно хорошо тут, у Марфы Федоровны, - ответил Ермак. «Правда, Иван

Иванович?».

-Правда, - подтвердил Кольцо, глядя на Федосью. Та зарделась и опустила зеленые глаза.

-Ты вот, что мил человек, - сказал Кольцо, устраиваясь за грубым деревянным столом, - ты

писать умеешь?

Дьяк ухмыльнулся, почесывая ухо пером. «Сидел бы я тут, ежели писать не умел! Тебе

прошение, али жалобу, какую? Если надо, я и разными почерками могу».

-Разными почерками не требуется, - атаман разлил водку по стаканам. «А вот, скажем,

девке грамотцу можешь составить? Ну, чтобы как прочла она, так и повстречаться со мной

захотела».

-Да с тобой и без грамотцы любая встречаться побежит, - рассмеялся дьяк, глядя на

красивое лицо атамана. Тот поиграл золотым перстнем на пальце и ответил: «Тут дело

особое»

-А, - дьяк призадумался, - не по себе дерево клонишь, уходом девку сманить хочешь?

-Уходом, али не уходом, - ответил атаман, - однако же, тут ловко писать надо, со значением.

Обделаешь?

-Обделаю, - дьяк окунул перо в чернильницу, что висела у него на шее. «Зовут-то как кралю