-Игумен Кириллова монастыря нас прислал, поправить вам тут все, починить, опосля зимы, -
сказал Федор глазам, что появились в узкой прорези ворот. «Тако же и в грамотце сказано,
его руки, и с личной печатью. Федор Петров я, десятник».
Щель захлопнулась, ворота медленно, со скрипом стали отворяться, и Федор, махнув рукой
рабочим, велел: «Кирпичи сразу сложите у стены, под холст. И леса зачнем ладить, как
потрапезуем».
Матвей невольно перекрестился и, тронув с места буланого конька, шепнул себе: «Все будет
хорошо».
Волк помешал палкой раствор в деревянной бадье, и услышал, как Федор кричит сверху:
«Поднимайте уже, вечерня скоро, надо эту трещину сегодня заделать, завтра церковью
займемся, штукатурку старую будем сбивать».
Матвей поставил бадью на сбитый из грубых досок помост, и заметил вполголоса:
«Племянник мой, конечно, в своем деле разбирается, ничего не скажешь. Вона, третий день
мы тут, а стены уж почти все и в порядок привели. Что там? - он коротко кивнул в сторону
внутреннего двора монастыря.
-Веревки нужны, - так же тихо ответил Волк, махнув рукой Федору. «Сами ж видели – там
палаты закрытые, отдельно стоящие, даже церковь при них своя. И в трапезной вам сказали
– они на общие обеды не ходят, носят им еду в кельи».
-Да, - Матвей легко свистнул, и вытер рукавом армяка пот со лба, - я смотрю, самозванец их
далеко запрятал.
-Тут же Ксения эта, Годунова - внезапно сказал Волк, глядя на играющий алым закат над
Шексной. К вечеру похолодало, дым из трапезной упирался столбом в усеянное еще
бледными звездами небо. «Она ведь тоже – наследница престола, Матвей Федорович».
-Ну да, -кисло усмехнулся Матвей, сплюнув в снег,- как у нас других наследников нету, так и
Борькина дочь сгодится, на худой конец. Сначала Борис Федорович свою сестру под царя
Федора Иоанновича подложил, а тот, окромя как кошечек гладить, ничем иным заниматься
не мог, - мужчина жестко рассмеялся.
-Борька, видать, думал – родит Ирина такого же блаженненького, а он из-за спины
племянника править будет. Он же худородный, Борька, - кто б из хороших кровей свою дочь
с дураком повенчал, хоша бы и царем московским?
Матвей подышал на застывшие руки и продолжил: «Еще хорошо, что, царь Иван в сторону
Федосьи твоей покойной посмотреть не успел, ну, или смотрел, да руки у него не дошли. Ну,
Марфа бы волей дочь не отдала, понятное дело. На ней же, на сестре моей, Иван
Васильевич сам хотел жениться, во время оно».
Волк аж рот раскрыл.
-Женился бы, - продолжил Матвей, поднимая со снега топор, - нами бы сейчас Марфы сын
правил. Ну, вот, как Федор, скажем, - он расхохотался. «Я Селима не знал, конечно, но что
Марфа мне описывала – так он ровно Иван Васильевич покойный был, ну, может, мягче
немножко».
-Ну вот, - Матвей поправил истрепанную, заячью шапку, - а как стало понятно, что Ирина
неплодна, так Борька сам бочком на трон влезать стал. Ну и влез, что далее было – знаешь
ты. Заодно он младшего сына Ивана Васильевича убил ради этого, ребенка восьми лет. Ну,
да чего не сделаешь, чтобы шапку Мономаха на тебя надели, - лицо Матвея на мгновение
помрачнело.
-Так а что Ксения, - спросил Волк, когда они уже шли к трапезной, - Федор же, говорил,
вроде, что, как самозванца они скинут, Шуйский на трон взойдет?
-У этого хоша кровь получше, - вздохнул Матвей, - да только детей у него нет, и навряд ли
появятся уже. А Ксения девка молодая, здоровая – как Шуйский помрет, – тут-то самая смута
из-за нее и начнется, помяни мое слово. И охота же Федору во все это влезать, - Матвей
скинул шапку и шагнул в жарко натопленный подвал.
Строители ели отдельно, и, мать-келарь, умильно улыбнувшись, сказала: «Как сегодня у
игуменьи именины, так она велела вам со своего стола пряников послать».
-Водки бы, - сказал тоскливо кто-то из рабочих и тут же осекся, заметив холодный взгляд
Федора.
-Как закончим все, сразу и погуляем, - пообещал десятник, принимаясь за вареный горох с
луком и льняным маслом. «Ведро вам выставлю, сам в Кириллов за ним съезжу. А потом –
расчет дам».
-Да если б задаток, Федор Петрович..., - робко пробормотали с конца стола.
Федор отложил ложку и посмотрел на мужика. Тот сглотнул и, опустив глаза, замолчал.
-Будет так, как я сказал, - Федор отрезал себе кусок хлеба толщиной с руку и, наклонившись
к Матвею, шепнул: «Опосля трапезы на дворе задержитесь».
Мать-келарь внесла большой кувшин со свежим, дымящимся сбитнем, и румяную пряничную
Читать дальше