Andrew - o 0a115616b968c99b

«Очень хорошо, пани Эва. Давайте я вам про один город расскажу, он не в Польше, правда,

но я там родился».

Она слушала, подняв темные, длинные ресницы, а потом восторженно спросила: «Весь на

воде? А зимой она замерзает, наверное, на санях ездят, как у нас, на Москве-реке?».

-Нет, - улыбнулся Джон, - там тепло, там круглый год на лодках катаются.

-И возков нет, - зачарованно протянула Дуня. «Как в сказке, пан Ян. Хотела бы я там

оказаться, а то, - розовые, девичьи губы улыбнулись, - я окромя Москвы, ничего и не видела,

даже в Лавре не была. Ну да впрочем, - девушка озорно тряхнула головой, - на Москве тоже

сладко, люблю я ее».

-Сладко, - Джон искоса посмотрел на нее. «Господи, - подумал мужчина, - словно эта

картина, синьора Боттичелли, ну, я ее во Флоренции видел. Да, именно она – та, что справа,

идет, и разбрасывает цветы, и улыбка у нее такая же. Флора, да».

Он протянул руку и, сорвав какой-то цветок, между ними, положив его на ладонь, задумчиво

сказал: «А у вас гадают, пани Эва? Ну, девушки, на жениха».

-А как же, - она улыбнулась. «Лепестки отрывают, пан Ян.

-Хотите? – Джон придвинулся к ней поближе. От девушки пахло весенним лугом – так, что у

него сразу закружилась голова.

-Меня никто замуж не возьмет, пан Ян, - грустно сказала Дуня, покраснев, - я с четырнадцати

лет сим ремеслом занимаюсь, я ведь подкидыш, без роду, без племени, на улице выросла.

Христа ради по церквям просила, на Красной площади с лотков воровала, ну, а потом к

Никифору Григорьевичу пришла – дорога-то известная, - она покраснела и отвернулась.

-А этого вы не знаете, пани Эва, - улыбнулся Джон. «Погадайте, пожалуйста».

Она робко взяла цветок с его ладони и Джон вдруг подумал: «Нет, хватит. Беру ее и увожу

отсюда. Вот когда они тут со всем, закончат, Федор с семьей будет в безопасности – беру и

увожу. Нечего ей тут прозябать».

Лепестки взвились в воздух и Дуня рассмеялась: «Получилось, что по сердцу я кому-то, вот

уж не думала!»

-А как же, - Джон посмотрел на нее и спросил: «Пани Эва, а можно вас за руку взять?».

Девушка кивнула, опустив ресницы и Джон, нежно коснувшись маленьких, тонких пальцев,

сказал: «Вы мой плащ возьмите, а то вечереет, холодно же».

Дуня вздохнула и тихо ответила: «Не надо бы вам на улице сейчас быть, пан Ян, видно же –

не местный вы, мало ли что случится».

-У меня и сабля и пистолет есть, - усмехнулся Джон, - уж не случится, пани Эва, поверьте

мне.

-Все равно, - озабоченно, твердо сказала девушка, - не надо. Пойдемте, - она потянула

Джона за руку, - в кабаке все равно сегодня гулять будут, в Кремле гуляют – и у нас тако же.

Вы у Федора Петровича в каморке поспите, я вам все чистое принесу, и воды согрею –

помыться.

Джон вдруг остановился, и сказал, глядя в лазоревые, как небо, глаза: «Пани Эва, если вы

хотите, то...».

Она долго молчала, а потом, отвернувшись, утерев слезу, ответила: «Очень хочу, пан Ян.

Как увидела вас тогда, так и хочу, и всегда хотеть буду. Только ведь...

-Все будет хорошо, - твердо сказал Джон и неловко, нежно коснулся белой, теплой щеки.

«Все будет хорошо, счастье мое».

В нижних палатах кремлевского дворца было шумно. Музыканты играли, и Дмитрий

Иоаннович, наклонившись к жене, ковыряясь в зубах, сказал: «Четыре десятка, дорогая моя,

четыре десятка музыкантов, на Москве такого никогда не видели. Я намерен устраивать

балы каждую неделю, и вообще – московский двор должен быть таким же блестящим, как

парижский».

От царя разило, потом и Марина вдруг подумала: «Что это Басманов говорил? Москвичам не

нравится, что он в баню не ходит». Она поймала взгляд сидящего неподалеку отца и на

мгновение закатила глаза. Юрий Мнишек только развел руками, и, потянувшись за изящной,

с костяной ручкой вилкой, стал расправляться с куском осетрины.

-Вилки им тоже не нравятся, - кисло вспомнила Марина. «Вилки, польское платье, музыка,

танцы – ничего им не нравится. Ну ладно, Теодор в Италии жил, мы с ним тут быстро

порядок наведем. Скинут свои дикарские одежды и постригут бороды».

Воевода Петр Басманов, - красивый, со смуглым, украшенным короткой, на польской манер,

бородкой, наклонился над креслом царя и что-то ему сказал на ухо.

-Вздор, - отмахнулся Дмитрий, и, громко рыгнув, повторил: «Вздор, даже слышать этого не

хочу, москвичи мне преданы и никогда не поднимутся против законного царя».

-Государь, - свистящим шепотом заговорил Басманов, - они сегодня оружие будут народу