– Серёжа много о вас рассказывал. Мне стало любопытно, – такое объяснение сразу дала мне Лекса при нашей встрече.
Трудно сказать, чем я её заинтересовала, что могло нас связывать. Как мне казалось тогда, у нас было мало общего, так же мало, как и у них с Серёжей. Но постепенно я подружилась с ней. Именно она потом познакомила меня с Вадимом, мужчиной, который, на мой взгляд, тоже никак не должен был принадлежать к её кругу. Мы с Лексой вместе ходили по выставкам и театрам, и я, разинув рот, с интересом слушала о том, как она рассказывала мне о личной драме Кафки, творчестве французских экзистенциалистов, последнем дне жизни Маяковского, о традициях Индии и японском менталитете… Я восхищалась ей, мне хотелось быть такой же, как она, и я искренне радовалась нашей дружбе, хотя до конца и не осознавала, зачем ей самой эта дружба. Как-то я намекнула ей на это, а она отшутилась, сказав, что чувствует во мне свои гены. Даже расставшись с Серёжей, она продолжила со мной общаться. Она сказала ему об их разрыве так легко и спокойно, что мне пришлось взглянуть на неё с другой стороны. Она была жестока и равнодушна к чужим чувствам. Мужчины представлялись Лексе тривиальными игрушками, которые быстро ей надоедали. Она это не отрицала, охотно говорила со мной о романах прошлого и своей непостоянной сущности. Лекса действительно была настоящей стихией. Её непостоянство распространялось не только на отношения с мужчинами, но и на все сферы жизни. Если что-либо заинтересовывало её, то она бросалась туда с головой, а спустя короткое время демонстрировала к предмету своего страстного увлечения полное равнодушие, и неважно – был ли это мужчина с его собственным живыми чувствами, или просто раздел во всемирной истории. Однажды этот сильный и свободный дух, эта зрелая и умная женщина, расплакалась при мне во время нашей беседы. Речь шла о неприступном мужчине, которого она долго добивалась, про которого она думала, что он её судьба. Но как только он ответил ей взаимностью, она сразу остыла к нему и в душе её снова воцарил холод. Лекса, словно маленькая девочка, случайно разбившая вазу, смотрела на меня беспомощным взглядом и просила помочь ей, молила спасти её, дать излечиться от её же собственной сущности. Но я не знала, как склеить её прозрачный хрусталь, не знала, как ей помочь. Я не представляла, что сделало её такой – личная катастрофа, чужая жестокость, а, быть может, сама природа. Я не знала о ней большего, чем она позволяла узнать. Иногда мне кажется, что я вообще участвовала в каком-то драматическом спектакле с талантливой актрисой. Как-то она сказала мне: “Жизнь-это игра, в которой выигрывает всегда тот, кто несерьёзно относится к этой игре. Учись нарушать правила”. Я не раз вспоминала эти слова здесь, слова этой жестокой, холодной, эгоистичной, несчастной и как никто другой заслужившей сочувствия, женщины. Я потеряла с ней связь, когда она внезапно решила уехать в Токио к какой-то дальней родственнице. Она один раз звонила оттуда, а потом окончательно пропала. Позже я выяснила, что и у дальней родственницы она задержалась ненадолго, но вот куда она делась, уже не знал никто. В моём сознании Лекса осталась туманной красивой зарисовкой, дождливым пейзажем с неясными очертаниями, слишком красивым и слишком туманным, чтобы серьёзно вникать, что же там изображено на самом деле.
– Может, всё-таки поможешь освободиться? – наконец, спросила я, потерев занемевшую руку. – Или в твои планы входит оставить меня на растерзание этому маньяку?
– Иногда нужно поднимать глаза вверх, – неожиданно сказал Ветер, – но нет большой тайны в том, что необходимый предмет зачастую оказывается под носом.
Я быстро опустила глаза и увидела у себя на шее небольшой ключик. Странно, что я не заметила его раньше. Сняв его, я отстегнула наручники и посмотрела на парня, чьё тело безжизненно распласталось на полу.
– Он мёртв? – спросила я Ветра.
– Мне определённо нравится с тобой общаться, – сказал он, поднявшись с пола, – твои вопросы бывают такими забавными.
Я не знала, как поступить, поэтому просто отстегнула его холодную руку от трубы и отошла в замешательстве. Не могла же я тащить его на себе?
– Я сообщу о нём Грому. А сейчас я больше всего на свете хочу уйти отсюда.
– Неужели?
Я обернулась к Ветру. Он курил, прислонившись к шкафу.
– А ты думал, у меня есть желание сидеть в темноте с мертвецом в ожидании непонятно чего?
– Именно. О чём ещё мечтать молодой девушке? – улыбнулся он, хотя глаза его остались серьёзными. – Осмелюсь добавить - мёртвой молодой девушке.
Читать дальше