Unknown - 62ca408c-30aa-4940-bde4-7b279003bc38 out

Ты будешь всегда одинока”.

Анна Ахматова

– Как это возможно? Ты ведь сказал, что он жив.

Я стала окончательно терять чувство реальности (пусть абсурдной), которое хоть как-то помогало мне ориентироваться и трезво мыслить.

– Пока жив, – хладнокровно уточнил Ветер.

– С ним что-то случилось? Он болен?

Тот шок и муки совести, которые я испытала, когда увидела могилы близких и прочитала письмо Саши, притупили все чувства, превратив меня в апатичную куклу, механически задающую вопросы.

– Ничего серьёзного, – ответил Ветер вкрадчивым голосом. – Просто Ромео хочет умереть.

Я потрясла головой, стараясь избавиться от сути его слов, но тем самым лишь стряхнула с себя защитную маску безразличия.

– Нет, этого не может быть... Саша любит жизнь, – сказала я, с горечью чувствуя, что это не прозвучало достаточно твёрдо.

– Не больше, чем тебя.

– Я не верю – он так не поступит. Это всё ложь, слышишь?!

Мне было ясно – этими словами я лишь пытаюсь убедить себя, что всё обстоит именно так. Саша был способен на необдуманные поступки, мог совершить что-то непоправимое, испытывая сильное эмоциональное потрясение. Я знала это, но не могла поверить в услышанное. Несмотря на то, что с тех пор, как меня не стало, прошло уже достаточно времени, я не сомневалась в том, кто именно явился причиной такого желания Саши.

– Нет, он так не поступит. Никогда, никогда, никогда! – повторяла я, как заклинание, постепенно отступая от Ветра.

– Давай кинем монетку, – цинично предложил он. – Если выпадет решка...

– Иди к чёрту, Ветер! – крикнула я и бросилась прочь, в жестокий сумрак, глядящий на меня чужими лицами с безжизненного мрамора и металла.

Вскоре я поняла, что поступила глупо, убежав от него. Мне нужно было узнать подробности, спросить, можно ли всё изменить, могут ли умершие как-то влиять на поступки живых. Конечно, Ветер мог просто издеваться надо мной, но мне казалось, что он рассказал мне о Саше, преследуя иную цель. Что-то зависело от меня, и мне следовало действовать обдуманней. Поняв это, я вернулась назад, но его уже не было.

Когда я покинула кладбище, сумерки ещё не рассеялись, и хотя света огромной луны вполне хватало, чтобы не поджидать опасности за каждым углом, я решила отсидеться в “Лысой горе” до рассвета. Ещё несколько дней назад я бы спокойно отправилась в общежитие, не сильно беспокоясь за свою жизнь, но я больше не могла рисковать, чувствуя, что как-то отвечаю за судьбу Саши.

У дверей в клуб стоял новый охранник. Он отказался пускать меня, сказав, что сегодня в их заведении проходит какая-то частная вечеринка. Я обогнула здание и остановилась у пожарной лестницы соседнего дома, по которой зачем-то карабкались вверх несколько человек. Возможно, они знали, как пробраться в клуб через крыши. Я как раз собиралась спросить их об этом, когда ко мне подошёл худенький мальчик лет двенадцати и попросил немного денег на еду. На нём были рваные кроссовки, грязные джинсы и заношенный свитер, который был велик ему, как минимум, на два размера. Его удивительно синие глаза с дымкой затаённой грусти смотрели на меня настороженно и внимательно. Я была уверена, что мы уже когда-то встречались, что нас связывают какие-то прочные, но прозрачные ниточки, что-то радостное, трагическое, ушедшее и больное.

– Бедный, ты совсем замёрз, – сказала я, доставая из сумки кошелёк. – Почему ты голодаешь на улицах? У тебя нет дома?

– Есть, но лучше сдохнуть от голода, чем жить там, – хмуро ответил он, недовольный тем, что я не спешу отдавать ему деньги, приставая с ненужными вопросами.

Мне было жаль этого дикого недоверчивого мальчика, но всё, что я могла сделать для него – это лишь дать ему несколько бумажек, которые могли хоть как-то скрасить его существование, по крайней мере, на ближайшую неделю. Хотелось погладить его по голове, но я знала, что он этого не позволит. Когда я протянула мальчику деньги, он быстро схватил их и убежал, словно боялся, что я передумаю и потребую их назад. Глядя ему вслед, я, наконец, поняла, почему он показался мне знакомым. Дело было в удивительном цвете его глаз.

До переезда в Москву, когда мы жили в частном доме, у нас был ласковый щенок хаски по имени Чарик. Он был похож на волчонка, только домашнего и ручного. По утрам он будил меня, слегка покусывая за ухо крохотными острыми зубками, заглядывая в лицо своими синими, как северное небо, глазами. Его предки перевозили различные грузы в собачьих упряжках под тёмной высью, охваченной полярным сиянием, а Чарик был почти свободен; наверно, поэтому во время прогулок он всё время стремился убежать, чтобы сполна выплеснуть необходимую энергию. Однажды он сбежал, а потом мы узнали, что его безжалостно убили местные мальчишки. Просто так. Повесили ради развлечения. Когда мне сказали об этом, я первый раз почувствовала, что мир, в котором проходило моё безоблачное детство, где я была убеждена в том, что рождена для счастья, стал другим. Обои в комнате потемнели, потолок опустился, желая раздавить своей тяжестью, детские игрушки превратились в бессмысленный хлам, и я сама стала казаться себе чем-то бестелесным, жалким духом, заблудившимся в чужом склепе.