Сегодня мы пригласили в студию философа ''Американского часа'' Бориса Парамонова, чтобы, выйдя за круг текущей политики, поговорить о том, как на выборах сказывается специфический характер национальной культуры.
Борис Парамонов: Что и говорить, разные кампании, и главная разница – в Соединенных Штатах предвыборная борьба ведется открытая и свободная, а в России известно какая, игра в одни ворота. Президент не выбирался, а назначался, причем сам себя назначил. Но это - внешний слой проблемы, обстоятельства, так сказать, механические, а не органические. Вопрос самый интересный: какова органика, органическая культура Америки и России, как они сказываются в их политической жизни.
И тут нужно сказать, что американская политическая культура изначально плюралистическая, скорее даже дуалистическая. Известно, что есть республиканцы и демократы, что первые ориентированы скорее консервативно, а вторые либерально. Это, вообще-то говоря, весьма неточно, не всегда так было. Республиканцы, например, вели войну за освобождение негритянского населения от рабства, то есть выступали куда как либерально, а демократы-южане рабство защищали.
Александр Генис: Конечно, Авраам Линкольн был республиканцем, о чем всегда напоминает избирателям эта партия.
Борис Парамонов: А сейчас вроде бы наоборот, демократы – активные либералы, но приглядитесь, и вы увидите, что их либерализм сильно окрашен патерналистской тенденцией, это демократы выступают за велфер-стэйт и за всяческие социальные программы, строят предохранительные сети, страховочные в самом широком смысле слова учреждения: социальное страхование, например, как раз демократы придумали и провели во времена Франклина Рузвельта. А этот патернализм демократов идет как раз от старого патриархального рабовладельческого Юга, где хозяин был не только эксплуататором рабского труда, но и отцом-благодетелем. Кстати, так и в России было во времена крепостного права: помещик обязан был кормить крестьян в случае неурожая и голода. Тогда как у нынешних консерваторов республиканцев изначальный пафос – индивидуализм, опора на собственные силы, на собственную инициативу, экономическая свобода, принцип манчестерского капитализма, ''laissez faire''. Они и афро-американцев хотели сделать свободными людьми, то есть не зависящими от рабовладельцев, которые были и работодателями. Предельная идея здесь – каждый должен быть своим собственным работодателем, создавать собственный бизнес.
Александр Генис: В реальности это не совсем так. Я например, не понимаю, как республиканцы, настаивая на автономной личности, берутся регулировать аборты. И тем не менее, обрисованный Вами идеал и есть ''американская идея'', да и ''американская мечта''.
Борис Парамонов: Верно-то верно, но и в таком повороте это противостояние не совсем точно, реальность еще сложнее и запутаннее. И тут я бы хотел поговорить о важной американской книжной новинке – книге Джонатана Хэйдта ''Справедливый разум: почему хорошие люди расходятся в политике и религии''. Хэйдт, профессор университета в Вирджинии, – специалист в области социальной психологии, причем политически сам себя определяет как активного либерала. Но в своей книге он продемонстрировал, что спектр консервативного мышления и, главное, консервативных эмоций гораздо богаче и во многом точнее, чем соответствующие установки либералов.
Александр Генис: Такое изначальное разделение очень давнее. Герцен, которого мы так часто вспоминаем в связи с юбилеем, писал, что исходный импульс одной партии – скупость, а другой – зависть. Это, конечно, упрощение, но не такое уж простое. Недавно провели эксперимент. Студентам показывали фотографии незнакомых людей, и они могли по лицам отгадать партийную принадлежность – не всегда, но часто. Значит ли это, что разделение либералов и консерваторов проходит по линии разум – чувство?
Борис Парамонов: Своеобразие трактовки разума у Хэйдта в том, что самому разуму не следует безоговорочно доверять. Он пишет, что разум, рациональное мышление, нужно сравнивать не с беспристрастным судьей, выносящим объективно сформулированное решение, а с адвокатом, доказывающим правоту и правдивость своего подзащитного. То есть у всякого разумного, рационального построения есть некое априори. Аргументы разума привлекаются для того, чтобы доказать заранее выбранную точку зрения, предпочтения, усвоенные инстинктивно ценности.
Читать дальше