Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Наталья Казимировская: Действие пьесы «Соната призраков» Матс Эк перенёс в дом престарелых – и вдруг, в этой концепции многие вопросы, сложные и не всегда объяснимые эпизоды пьесы становятся понятными. На мой взгляд, это одна из наиболее удачных постановок Матса Эка на драматической сцене. В некоторых его знаменитых спектаклях у меня время от времени возникало ощущение, что балет и литературный текст, произносимый актёрами не стыкуются, что в спектакле побеждает хореограф, что хореографические сцены хочется смотреть без конца, а когда персонажи произносят текст, хочется иногда попросить их замолчать и продолжать сцену пластически, так как пластика оказывается, порой, гораздо более выразительным языком, чем слово. В стриндберговском же спектакле всё смыкается без зазоров. Вдохновлённый музыкой Бетховена, Стриндберг написал пьесу, которая в постановке Эка воспринимается как музыкальное произведение. И это связано не только с тем, что в спектакле много музыки, что почти все артисты играют с лёгкостью на различных музыкальных инструментах классические произведения, а литературный текст переплетается с движением так органично, что иногда не замечаешь, каким образом актёр донёс до тебя мысль: словом или пластическим рисунком... Вообще, драматические актёры делают здесь невероятое, они великолепно двигаются, справляются со сложнейшими хореографическим придумками Эка, владеют музыкальными инструментами... А балетные артисты передают сложнейшие переливы души и способны выразить это словом. Исполнители настолько органичны в своих образах, противоположных их собственному полу, что в одной из рецензий на спектакль было даже предложено выдать денежную премию тому зрителю, кто догадается сам, что роль старого слуги Бенгтсона сыграла Малин Эк – сестра Матса.

Матс Эк: Я навещал свою маму, которая умерла в доме престарелых в Лильгордене. Это было как раз незадолго до того, как я посмотрел последнюю постановку Бергмана, я имею в виду его последнюю постановку «Сонаты призраков». Это потрясло меня невероятно... Я стал думать о том, что происходит с людьми во время их жизни, какие скелеты остаются в шкафу, как в старости это проявляется...

Я очень многому учусь, когда работаю с текстом пьесы, ведь я привык мыслить как хореограф, поэтому у меня возникают сложности. Решать проблемы бывает трудно, но и интересно. Для меня дело всегда в учёбе. Я всё время чему-нибудь учусь. Если человек думает, что он уже всё знает, то ему надо заканчивать с искусством. Балетные актёры иногда убеждены, что разговаривать умеют все, но понимают быстро, что говорить со сцены – это совсем другое дело. Драматическим актёрам непросто приспособить себя и своё тело к хореографии. Они же не умеют этого. Вот, например, Этьен Гласер, который играет седую старуху – бывшую невесту Хуммеля. Эта маразматическая бабулька порхает по сцене с ручным зеркальцем в руках. Да, Гласер не танцор, он не умеет какие-то вещи, ему уже немало лет – и моя работа хореографа и режиссёра понять, что он может и чего нет... Но Гласер наполняет этот образ таким живым содержанием, таким объёмом, до которого танцор скорее всего не смог бы дотянуться.

Мои планы на сегодняшний день – работаю над либретто и партитурой Увертюры-фантазии Чайковского «Ромео и Джульетта». Весной буду ставить это в Королевской Опере Стокгольма.

Дмитрий Волчек: Разговор об Августе Стриндберге в радиожурнале "Поверх барьеров" продолжит культуролог Борис Парамонов.

Борис Парамонов: Исполнилось сто лет со дня смерти Августа Стриндберга – классика шведской литературы и, кажется, единственного из шведских писателей достигшего мировой славы и шумного международного резонанса. Понятно, что раз провозглашенный классиком, Стриндберг им и остается – по крайней мере в Швеции, где его именем названы театры и памятники ему установлены в общественных парках. Но в связи со Стриндбергом не может не возникнуть другой вопрос: а живой ли он писатель сегодня? Не мумия ли? Не многоуважаемый шкаф?

Человеку, не занимающемуся наследием Стриндберга профессионально, а просто более или менее начитанному известно, что до сих пор ставятся пьесы Стриндберга, и самая популярная из них «Фрёкен Жюли». Есть даже экранизации этой пьесы, я по крайней мере видел одну, сделанную очень талантливым англичанином Майком Фиггисом с его тогдашней музой Саффрон Берроуз в заглавной роли. Что до меня лично, я больше переживаю не столько за Стриндберга, сколько за Фиггиса, давно уже не появлявшегося в большом кино. Этот его фильм произвел на меня большое впечатление. Вопрос: объясняется ли это качеством литературного материала или талантом кинорежиссера?