Макс Лукадо: Бесстрашные

когда она с одним из сыновей добралась до больницы, Ди уже не было в живых.

В приемном отделении им сообщили это известие и предложили пройти в палату, где лежало тело Ди. Поддерживая друг друга, они открыли дверь и увидели последнее

послание от Ди. Ладонь его покоилась па бедре, два пальца, средний и безымянный, были загнуты, а большой оттопырен — общеизвестный в Америке жест, означающий

«люблю вас».

Пытаюсь представить себе последние мгновения земной жизни моего брата: кругом чернильно-черная техасская ночь, сквозь которую по автостраде мчится

«скорая», о чем-то переговариваются медики, а внутри смертельно слабеет сердце.

Борясь за каждый вдох, в какой-то момент он понял, что дышать ему осталось совсем

недолго. Но вместо панического страха он отыскал в себе мужество.

Возможно, и вам оно пригодится. Оно ведь нужно не только тогда, когда тебя

везут на «скорой». Может быть, вы еще не подошли к своему последнему удару сердца, но приблизились к последней зарплате, последнему важному решению, последней

крохе веры. Каждый восход солнца может нести с собой новые причины для страха.

Нам говорят о повальных увольнениях, об экономическом кризисе, об обострении

конфликтов на Ближнем Востоке, о радикальных перестановках в верхах, об обвале

жилищного рынка, о скачках глобального потепления, о буйстве террористов из Аль-

Каиды. Какие-то умалишенные диктаторы множат запасы ядерных боеголовок, как

множат запасы коллекционных вин нормальные люди. Для свиного гриппа не

существует государственных границ. Корень слова «терроризм» — «террор», то есть

страх. Масс-медиа обрушивают на нас столько способных привести к отчаянию

новостей, что впору предварять сообщения предупреждением: «ОСТОРОЖНО: эту

новость лучше прослушать под сводами вашего надежного бомбоубежища в

Исландии».

Мы боимся судебных исков, опозданий, банкротства, родинок на спине, новых

подростков в нашем квартале, тиканья часов, приближающих нас к могиле. Мы

совершенствуем размещение наших инвестиций, разрабатываем изощренные системы

безопасности, голосуем за наращивание военной мощи, и все же мы зависим от

транквилизаторов больше любого другого поколения в истории человечества. Мало

того, «сегодня обычные дети испытывают больше страха, чем пациенты

психиатрических клиник в 1950-е годы»1.

Похоже, страх взял столетний подряд на строительство и эксплуатацию магазинов

шаговой доступности. Чрезмерный и грубый, страх не хочет уступить хоть клочок

территории нашего сердца чувству счастья. Счастье отступает и уходит от нас. Вы когда-

нибудь видели, чтобы эти два чувства уживались между собой? Может ли кто-то

чувствовать счастье и страх одновременно? Можно ли ясно мыслить, когда ты в ужасе?

3

Можно ли чувствовать полную уверенность среди серьезных опасений? Можно ли быть

запуганным и милосердным? Нет. Страх — это главный хулиган в школьном коридоре

— наглый, громогласный и никчемный. При всем том ужасном шуме, который он

производит, и том огромном пространстве, которое занимает, ничего хорошего страх

не приносит.

Страх еще не помог написать ни одну симфонию или поэму, заключить мирный

договор, исцелить болезнь. Страх еще не вывел ни одну семью из бедности, ни одну

страну — из экстаза фанатизма. Страх не спасет ни разваливающийся брак, ни

прогорающий бизнес. На это способно мужество. На это способна вера. На это

способны люди, отказывающиеся руководствоваться или прикрываться своей

робостью. Но страх? Он загоняет нас в узилище и с лязгом захлопывает двери.

Разве не здорово было бы выйти оттуда?

Вы только вообразите свою жизнь в полной свободе от каких бы то ни было

опасений. А что если вера, но не страх станет первым вашим откликом на все, что

может вам угрожать? Если бы вы смогли подвесить над своим сердцем магнит для

страха, вытянуть им все до единой иголочки опасений, неуверенности и сомнений, что

осталось бы? Представьте себе день, всего один день, избавленный от страха ошибок, отверженности и несчастья. Можете вы представить себе жизнь без страха? Такая

возможность скрывается за вопросом Иисуса.

«...Что вы так боязливы, маловерные?» — спрашивает Он (Мф. 8:26).

В первый момент мы даже не уверены, всерьез ли Он это. Может быть, Он шутит.

Дразнит нас. Лукавит. Как если бы один пловец спрашивал другого: «Почему ты такой