Александр Силецкий - Время приходить

Наконец, он выбился из сил и остановился, с трудом переводя дыхание.

Потом прислушался: пока все тихо - кажется, погоня прекратилась...

И тогда он оглянулся.

Что это?

С детства знакомого города, людей, машин - как будто не бывало. Напрочь!

Все исчезло.

Он стоял совсем один посреди необъятной пустыни - несчастный, беглый фа­раон, когда-то в прошлом всемогущий повелитель полумира, или нет, заблудив­шийся космический странник, безмерно усталый и жаждущий напиться, а вдали, почти у горизонта, виднелись зубчатые стены неведомого замка.

И тут он понял, что отныне все и впрямь пропало.

Безусловно, чего-то в этом роде надо было ожидать, и тем не менее...

Укрывшись в замке, огромном, роскошном, во всех отношениях удобном, к тому же начиненном первоклассной современной техникой, люди тем самым воздвигли между ним и собой каменную стену.

Или, может быть, она стояла здесь всегда, просто прежде он не замечал ее, как многого не замечают в повседневной жизни, а теперь вот, удалившись, вдруг об­наружил, что она есть, эта стена, вечная и монолитная, и все ворота, все лазейки закрыты и зорко охраняются отборными лучниками, готовыми в любой момент направить стрелы ему прямо в сердце?..

Отчаяние овладело им, и он, обессиленный, упал ничком на землю.

Так пролежал он целый день, и солнце - ослепительное злое солнце - палило нещадно своими лучами...

Он уже не знал, не мог сказать наверняка, живет на самом деле или нет...

А вечером он встал, вытряс песок из башмаков и побрел, спотыкаясь, к замку.

Дерзкий план созрел в его голове.

В конце концов, решил он, то, что люди отказались от меня, еще не значит, что от них отказался я! Нет, я заставлю их со мной считаться!

Он решил штурмовать цитадель.

На его счастье, подле замка росли высокие старинные деревья.

Как видно, воздвигая стену, их не удосужились срубить, да, в сущности, они строителям и не мешали...

У него был с собой превосходный перочинный нож - всегда мог пригодиться: что-нибудь открыть, разрезать, проколоть, а то и просто для игры - в пиратов или в злобных центаврян...

Да, нож пришелся очень кстати...

Он бросился без колебаний в заросли и принялся кромсать заточенным, как бритва, лезвием колючие стволы.

Он срезал два подходящих дерева и старательно очистил их от ветвей - полу­чились отличные бревна, вершинами своими достававшие как раз до зубцов стен.

Затем, после короткой передышки, из толстых сучьев он выстругал переклади­ны и, убедившись в их прочности, взялся мастерить лестницу.

За неимением другого он скинул с себя всю одежду, изорвал ее на длинные ленты и накрепко связал ими перекладины и бревна.

Теперь он мог приступать к штурму.

Он приставил лестницу к стене и крадучись (всё, более - ни звука!) начал ка­рабкаться наверх.

Зубцы медленно вырастали на фоне звездного неба, черные и страшащие своей незыблемостью, величавой отрешенностью от мелочной, ничтожной суеты...

На секунду он остановился, вслушиваясь - нет, пока он не был обнаружен, - и тогда, зажав нож в зубах, еще быстрей полез на стену.

Ему было холодно, его бил сильный озноб. Черт возьми, подумал он, как бы тут не простудиться, это было бы сейчас совсем некстати...

Но он уже миновал последнюю перекладину и осторожно ступил на стену.

На мгновение опять настороженно замер.

Тишина...

Похоже, никто его не заметил. До сих пор - никто... Вот и отлично!

Крадучись и пригибаясь, он пересек смотровую площадку и глянул вниз.

Там, в яме ночи, искрился и сверкал, манил далекими огнями призрачно-огром­ный город.

Где-то тихо играла знакомая музыка, слышны были разговоры, даже пение и смех - люди жили своей обычной жизнью, вечно счастливой и вечно прекрас­ной - так теперь отчего-то казалось, - и, наверное, никто из них не вспоминал о нем, никто: ведь он для них умер - в тот же самый миг, когда не пожелал рас­статься со своим нафантазированным «Я», - зато они по-прежнему существовали для него, и этого было довольно.

Впрочем, один человек, без сомнения, думал о нем, не допуская даже мысли о его возможной смерти - не суть важно, реальной или мнимой.

Отец...

Как он там? Горюет, затаившись дома? Или тотчас бросился искать исчезнув­шего сына? Что-то пробует доказывать, кого-то убеждает?

Вряд ли... Он давно уж не боец, давно смирился с этим скотским правилом: жить полноценно, по возможности успешно и общеполезно, не высовываясь ни на миллиметр... И протестовать - открыто - не посмеет. Разве только, стиснув зубы, вопреки всем предписаниям закона, молча не поверит, что его сын - труп.