Александр Силецкий - Когда растаяли цветы

Александр СИЛЕЦКИЙ

КОГДА РАСТАЯЛИ ЦВЕТЫ

Рассказ

Я сидел один во всем Доме.

Холодные комнаты, будто галерея склепов, молчали, готовые в любой момент наполниться трескучим эхом, и я сидел не шевелясь, страшась невольных отзву­ков моих движений, слов и - кто их знает? - может, даже мыслей.

Камин погас, погас давно и не давал тепла. Дрова сгорели, угли перестали тлеть, безумный хоровод трепещущих огней остановился.

Мне было холодно, и я, укрывшись старым одеялом, сидел перед камином и слушал тишину, и пальцы с жадностью хватали карандаш, чтоб занести слова, рожденные в мозгу, на чистую бумагу.

Глупая затея: едва родившись, слова сразу умирали; иные, правда, каплями срывались с кончика графита, но, не достигнув бумаги, отторгнутые холодными течениями, улетали прочь - целые их скопления, красочные, как мыльные пузыри, плыли по комнатам, однако стоило коснуться их, они мгновенно лопались и ис­чезали навсегда.

Сколько можно гоняться за словесными шарами, чтобы закрепить их на бума­ге?!

Ведь в Доме вечный полумрак, и двигаться порой приходится почти на ощупь - много ли реальной пользы от всей беготни?

Конечно, это как-то согревает, но шишек, синяков потом... - увольте, я не лю­битель острых ощущений.

Наконец, я встал, замерзнув окончательно, и тут подумал, что, может, и слова в итоге сделались от холода столь ломкими и скользкими, - пожалуй, надо рас­топить камин, решил я, надо сделать так, чтобы огонь плясал до потолка, - тогда слова согреются и приплывут сюда, на яркий свет, ко мне, и, разомлев, осядут сами на бумаге.

Однако в Доме не осталось ни единого полена.

Кто-то задолго до меня успел, как видно, протопить прожорливый камин, но этот человек ушел, я даже и не знаю, кто он был такой, мне ясно только: грелся он когда хотел, возможно, и не ради слов...

Я понял: нужно выйти - поискать снаружи.

В сущности, это не проблема - куда ни ступи, всюду лес, запорошенный сне­гом, а значит - тепло, которое можно всегда оживить.

Я накинул пальто и распахнул дверь.

Холодный воздух тугой волной ударил мне в лицо, ветер загудел, дверь хлоп­нула, и я шагнул в наметенный возле порога сугроб.

Я шел по лесу, белому и безжизненному, словно вырезанному искусным ма­стером из бесчисленных кусочков плотного картона, и внимательно глядел по сторонам, выискивая сучья подходящего размера.

В какой-то миг я обернулся - старый Дом, как небо, серый и, как глыба изо льда, холодный, вычурно-аляповато рисовался меж ветвями.

Удивительное чувство овладело мною.

Точно это вовсе и не лес, не просто деревья, но некие явственные вехи време­ни, и я иду, углубляясь в чащобу истории, где соединились будущее с прошлым, и каждое дерево - это год, каждый ельник - десятилетие - все мимо, назад, и какая разница, куда шагать, - мое движение вперед здесь так условно.

И тут я заприметил озеро.

Затянутое льдом, оно было совершенно белое, как и все вокруг, и ветер не шумел в остекленевших тростниках, и волны не бились о берег - только посере­дине зияла черная полынья, словно глаз, нацеленный в небо в ожиданье перемен, способных снизойти с высот.

Интересно.

Я спустился на лед и заглянул в полынью.

Странное дело, она казалась живой среди этой застывшей, неживой природы.

Там, в глубине, как будто затаилось нечто, источавшее тепло и непонятную печаль.

Внезапно вода в полынье заклокотала, забурлила, выплеснулась на лед - и тог­да из глубин озера всплыла маленькая русалка.

Я уж собрался испугаться, отпрянуть прочь, однако вовремя вспомнил, по ка­кому лесу сюда добирался, и потому остался стоять, где стоял.

- Вот вы и пришли, - сказала русалка вместо приветствия и зябко повела пле­чами.

- Вы меня ждали? - удивился я.

- В общем - да. Кто-то ведь должен был в конце концов прийти!

- Резон, - согласился я.

- Вот видите! - обрадовалась русалка.

- Наверное, вы о чем-нибудь хотите меня расспросить? Ну, скажем, о новостях в мире, о прогнозах погоды или о последних Нобелевских лауреатах.

- Мне холодно, - ответила русалка. - Здесь всегда зима, только снег и вьюги. Вы живете в том Доме, я знаю. Но, сколько себя помню, еще никто оттуда не выходил в лес за дровами - им и так было тепло.

- Понимаю. - кивнул я. - На моей памяти такого, впрочем, тоже не слу­чалось, но это еще ничего не значит. Правда? История бесконечна, как и мир.

История нашей жизни и наших сказок. Если вы действительно замерзли, я могу отдать вам свой шарф или пальто.