Calypso - В среду пошел снег

«Скажусь больным, - осенило его, - с недельку проваляюсь в постели, а там, глядишь, все

обойдется».

Но что-то упрямо подсказывало ему, что ничего не обойдется.

«Жигули» со скрипом тронулись с места. Дорога после поворота была более ухоженной,

однако пейзаж оставался унылым и неприглядным. По обе стороны тянулась заросшая

сухим бурьяном пустошь. Вдоль дороги тут и там валялись пустые бутылки,

полусгнившие автомобильные покрышки, кучи строительного мусора. Собаки более не

показывались, но Авдееву постоянно чудилось движение справа и слева от машины.

Впереди была большая заасфальтированная площадка, в которую упиралась дорога.

Авдеев чуть прибавил скорость и, преодолев небольшой подъем, въехал на площадку.

Припарковался подле старого облепленного грязью и листьями «Форда», заглушил мотор

и вышел из машины.

Площадка заканчивалась невысоким декоративным забором, прямо за которым начинался

обрыв, а дальше, метрах в пятидесяти, внизу простиралось море.

В бесконечной дали, на линии горизонта, там, где на рейде еле угадывались крошечные

силуэты кораблей, серое нависающее небо соединялось с чудовищной массой воды.

Седые волны перекатывались через буи, разбивались о волнорез и, набираясь новых сил,

атаковали каменистый берег. Холодная черная вода пенилась барашками. Панорама была

столь же завораживающей, сколь и чуждой. Черное, непокорное, злое - море отрицало

всяческую причастность к себе людей. Даже корабли на горизонте казались

выплавленными из воды.

Авдеев постоял немного, вдыхая холодный морской воздух. Тишина на площадке

нарушалась лишь далекими криками чаек. Здесь, на пустынной стоянке, лицом к лицу с

бушующей природой, он почувствовал себя последним из живых людей, Уэлльсовским

скитальцем во времени, заглянувшим за горизонт событий.

Когда человек исчезнет, когда последний из разумных приматов испустит дух, в мире

ничего не изменится. Все так же будет катить свои воды великое море, все так же будут

опадать листья по осени, и небо будет плакать дождем. Останутся чайки и ржавеющие

суда на рейде, останется город за его спиной и дорога, ведущая в город.

И после осени наступит зима. Придут вьюги, и снегом засыплет упокоившуюся землю.

А потом наступит весна. Мир пробудится, и снова заиграет радугой каждая капля и

зазеленеет ковыль в полях, и первые робкие ростки пробьются сквозь трещины в

асфальте.

Не будет нас. Но мир не заметит.

-Да, - вырвалось у него, - поляки будут довольны.

Он поглядел направо и увидел покосившийся указатель «К Тихой Гавани».

К опарышевой заводи.

Авдеев тупо ухмыльнулся, набрал полные легкие воздуха, сел в машину и, сдав назад,

поехал в сторону пятиэтажного здания, расположенного неподалеку, на пригорке.

Облепленный грязью «Форд» за его спиной осел на два передних колеса, припав к земле.

Впрочем, Авдеев этого не увидел.

Он припарковался на небольшой стоянке возле главного входа, заглушил двигатель и

вышел из машины. Вблизи гостиница производила не лучшее впечатление. Когда-то

покрашенные серой краской стены ныне облупились и казались ободранными. За широко

распахнутыми дверями открывался темный холл. Здание выглядело заброшенным.

«А может, ну его, - подумал Авдеев. - Что мне поляки?» - он даже потянулся было к

мобильнику но, вспомнив гневный бас Проскурни, нервно улыбнулся и поднялся по

заросшим травой ступеням.

Полутемный холл выглядел запущенным. На полу лежал толстый слой пыли и листьев,

стойка регистратора тоже была в пыли. Авдеев покосился на два плетеных кресла,

неуместно стоявших посреди зала, хмыкнул и повернулся к стойке. Не обнаружив ни

кнопки, ни звонка, он постучал по пыльной поверхности, кашлянул несколько раз и

принялся прохаживаться вдоль холла, поглядывая то на тяжелые портьеры на окнах,

задернутые и почти не пропускающие дневной свет, то на низкий журнальный столик,

возле которого, собственно, и должны были стоять кресла, заваленный пожелтевшими

газетами. Одна из них, с темными разводами, чем-то заинтересовала его. Он подошел к

столику, поднял газету и, смахнув с нее пыль, в немом удивлении уставился на название

заглавной статьи:

« Крысы Олиума пожирают младенцев еще в материнских утробах!»- кричали

огромные буквы, ярко выделяясь на грязной бумаге.

И ниже:

« Бойня на кладбище! Дети Олиума в опасности!»