Calypso - В среду пошел снег

смрадным.

Мать встречала ее лежа в кровати, укрытая по шею одеялом, щедро источающая миазмы.

Глаза ее по-совиному мигали, выражая привычную растерянность.

-Пришла, Катенька! - радостно шепелявила она.

Иногда мать узнавала Марфу. В эти мгновения глаза ее были средоточием боли. Впрочем,

через минуту взор ее снова туманился забытьем.

В один из таких дней, сидя за воспитательским столом и наблюдая бессмысленную

внешне муравьиную возню детей вокруг, Марфа четко осознала, что следует делать.

-Марфа Сергеевна! Голубушка! - орал Дмитрий Германович предоргазменно. За ним

нелепо ковылял Антоха. В левой руке он сжимал то ли пластилин, то ли что поужасней.

-Здравствуйте, Дмитрий Германович, - твердо сказала Марфа, - подвезете меня? - в душе

ее зеленело безумие.

- Всенепременнейше! - заверещал Дмитрий Германович, впрочем, несколько

ошеломленно. Поведение его vis-a-vis, отчасти, не укладывалось в ежедневный сценарий.

Когда Дмитрий Германович взял ее за локоть, помогая сесть, Марфа нарочито потерлась

бедром о его промежность, при этом одарив его недвусмысленным взглядом. Дмитрий

Германович запыхтел.

- Только едем быстрей, Дмитрий Германович, - процедила Марфа, - мне о многом нужно с

вами поговорить.

Ехали быстро и молча. Позади вовсю храпел Антоха.

Подъехали к дому. Дмитрий Германович заглушил мотор, выключил фары и открыл, было,

рот, дабы извергнуть дневную порцию делерия, что жрал его мозг, но Марфа опередила

его.

- А хотите, Дмитрий Германович, я вам хуй пососу?

Взвыв тихонько, Дмитрий Германович ястребом метнул взгляд на заднее сиденье, тотчас

же повернулся и уставился на Марфу, заглатывая воздух. Выпуклость в его промежности

увеличивалась на глазах.

- Э… мээээ…

- Ну что вы все мычите, Дмитрий Германович? - засмеялась Марфа и легонько шлепнула

его по ширинке, - вот уж шесть месяцев как хотите меня трахнуть, а дальше «ээээ, мээээ», дело не заходит. Или вы, быть может, Дмитрий Германович, импотент?

-Я-а… - теперь он издавал квакающие звуки

-Что «я»? Что вы бормочете, Дмитрий Германович? Я? На? Вы мне четко скажите, -

хотите, чтобы я вам сделала минет?

Дмитрий Германович затуманился весь. На секунду Марфе показалось, что у него удар. В

уголках рта его закипала слюна.

-Так что же? Да или нет?

-Да! - сипло пробасил он.

Марфа было потянула руку к промежности, но тотчас же Дмитрия Германовича выгнуло

дугой, затрясло мелко, глазки его закатились. Он реванул и опал на сиденье без сознания.

Меж ног его пульсировала и дышала плоть. На светлой ткани брюк расползалось грозное

пятно.

-Что же это вы, Дмитрий Германович, - улыбнулась Марфа. - Шестой десяток разменяли, а

сдержаться не можете. … А я бы вам отсосала… И мальцу бы вашему… тоже отсосала. А,

ладно! Прощайте, Дмитрий Германович!

Она легко выскочила из машины, уверенная в том, что теперь-то уж точно все наладится.

За спиною слышалось ей мычанье. То Дмитрий Германович пел, не приходя в сознание.

Ласточкой вспорхнув на пятый этаж, посмеиваясь, открыла она дверь и ступила в темный

вонючий коридор. Не включая света, зашла на кухню и открыла все четыре конфорки

газовой плиты, лучезарно удивляясь про себя, до чего же липкими кажутся ей ручки

конфорок.

-Катенька? - раздался из комнаты голос матери, - Катюша? Юра?

-Иду, мамочка, - хихикнула Марфа и поспешила в комнату. Присела на краешек кровати,

ощупью нашла материнскую руку под одеялом, стиснула ее в своей. Закрыла глаза, все

еще улыбаясь, чувствуя, как с каждым вздохом душа ее наполняется газом, стремится

вверх, выше, выше… выше…

Тихая Гавань

С утра в голове у Авдеева происходила какая-то семантическая карусель. Каждое

произнесенное слово, пусть даже самое простое, вызывало раздражение, казалось

чуждым, а то и неземным.

Стоя перед зеркалом в ванной, он разглядывал свое отражение и старался внести нотку

порядка в поселившийся в голове хаос.

- Видимо, я не до конца проснулся, - заявил он зеркалу и вздрогнул. Слово «проснулся»

отчего-то напомнило ему о куче едва родившихся крысят, голых и поголовно зараженных

бубонной чумой.

- Про-снулся, - повторил он и снова вздрогнул. - Ав-де-ев про-снулся, – собственная

фамилия прозвучала неприятно.

Почему именно Авдеев? Почему не Мамонтов, не Тиркас, не Кучко? Не Штейнман, в

конце концов? Ведь это что-то значит! Ведь за всем этим что-то скрывается… Он почесал