В забегаловке раздражающе громко играло радио, к буфетной стойке выстроилась очередь, а почти все столики были заняты пассажирами. На полу рядом с ними был свален багаж. Официантка в засаленном переднике, с заткнутой за него мокрой тряпкой, тащила нам навстречу поднос с горой грязной посуды.
Том пробрался вглубь помещения, отыскивая свободный стол. Пристроил свой рюкзак и, бросив мне: "Подожди", ушел к стойке. Вернулся он с двумя чашками бурой жидкости, отдаленно напоминавшей кофе. Я к тому времени успел, пряча волшебную палочку под полой куртки, поставить вокруг стола заглушающее заклятие, так что шум голосов словно ножом отрезало.
На мраморной поверхности стола приткнулось одинокое блюдечко, покрытое черными пятнами, — импровизированная пепельница. Значит, можно курить. Вокруг, впрочем, и без того курили, под потолком клубами плавал сизый дым.
Том сел напротив, пододвинул ко мне чашку с кофе. Так мы сидели и молчали, глядя друг на друга, и, кажется, ни один из нас не знал, с чего начать. Через запотевшее окно падал белесый размытый свет.
— Значит, ты женишься на Джейн? — спросил наконец Том.
— Да.
— Поздравляю.
— Спасибо.
Опять воцарилось молчание.
Случившееся в "Элизиуме" разделяло нас невидимой тенью, будто черное, засыпанное головешками пожарище, вклинившееся между уцелевшими домами.
— Слушай, — рискнул я, — я хотел извиниться за ту историю. Я не имел права тебя оскорблять, да и на самом деле вовсе так не думал. Просто мне было очень плохо...
— И ты решил ударить побольнее, — холодно продолжил за меня Том.
— Ну... да. Мне сейчас очень стыдно. Прости меня, пожалуйста.
— Все возвращается бумерангом, — ответил он. — Помнишь, на шестом курсе, на зимних каникулах — как ты заставлял меня снова и снова извиняться?!
— Я не...
— Помолчи! А до меня не доходило, почему ты не можешь простить меня по щелчку пальцев. Вот сейчас дошло, представь себе! Потому что теперь все повторяется, только наоборот. Думаешь, попросил прощения, — и я тут же брошусь тебе на шею и скажу: "Рэй, конечно, давай все забудем"?!
— Я этого не думаю. Я...
— Что "я"? — Том уже завелся. — Ты изводил меня в "Элизиуме" этим разговором, ты, как клещами, тянул из меня ответ, хотя я тебя просил!.. Пять, десять раз я тебя просил прекратить! Рэй, дрянь такая, ты не видел, как я вымотан, как мне тяжело? Ведь видел же! Но тебе хотелось меня добить, ты был весь в своей ревности, ты думал только о том, как ты страдаешь... Ты заранее знал, чем все закончится, ты копил свое несчастье месяцами, чтобы вывалить его на меня в подходящий момент! Молодец, попал в яблочко!
— Я не хотел...
— Не рассказывай мне сказок о том, чего ты хотел или не хотел. Скажи спасибо, что не получил аваду в упор! Знаешь, каких усилий мне стоило не возвращаться, чтобы прикончить тебя?!
— Слушай, хватит! — я уже сам стал закипать. — Хочешь прикончить — валяй. Прямо здесь.
— Да пошел ты!..
— Сейчас уйду. Ты меня позвал, чтобы все это высказать?!
— Не знаю, — зло ответил он, уставившись в окно. — Нет, не для этого. Чтобы поговорить. Но вот видишь, сорвался...
И опять мы оба умолкли.
Поверхность остывающего кофе в моей чашке подернулась маслянистой пленкой.
— Извини, — я предпринял еще одну попытку. — Я видел, что ты устал, но не мог остановиться. Да, черт возьми, я сделал страшную глупость! Но я же не знал... Почему тебе так тяжело? Из-за Борджина?
Том презрительно фыркнул, по-прежнему не глядя на меня.
— Еще чего не хватало! Кто такой Борджин... Хотя он меня, конечно, достал, тут ты не ошибся. Вечная эта влюбленность, преданные собачьи глаза, расспросы — не голоден ли я, не устал ли, да откуда так поздно возвращаюсь, да почему так нервничаю... Какое его дело?! То, что я с ним сплю, еще не причина лезть в мою жизнь! А в тот вечер он меня просто взбесил. Четко же было сказано: приготовить ванну, заварить чай, а потом чтоб ноги его там не было, я хочу быть один... И тут он шлет мне сову: надо ли ждать? Я отвечаю: не надо. Возвращаюсь — он там сидит! Да еще принялся расспрашивать, что случилось и почему на мне лица нет! Получил круцио, успокоился...
М-да. Я вспомнил, как Эндрю извиняющимся, чуть ли не заискивающим тоном разговаривал с Томом через камин, тогда, на Рождество. А он ведь жесткий человек, прошедший войну. Сильно Том его поломал...
Я достал сигареты, но тут же вспомнил, что вокруг полно маглов, так что прикурить от палочки не получится. Повертел пачку в руках и сунул обратно в карман.
Читать дальше