Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

— Входи.

Я перешагнул порог, чувствуя, как у меня подгибаются колени. В комнате остро пахло зельями. Том все так же лежал с закрытыми глазами, но щеки у него уже порозовели — жив... Его одежда, вся в бурых пятнах подсохшей крови, валялась на полу. Младший целитель — круглощекий, в очках — сворачивал в кольцо какую-то резиновую трубку.

Стол был заставлен пустыми пузырьками из-под лекарств. Отодвинув их в сторону, старший целитель призвал из саквояжа перо и пергамент, уселся поудобнее и спросил, кивнув на Тома:

— Кто он тебе? Брат?

— В общем, да. В смысле, сводный, — соврал я, чтобы не усложнять ситуацию.

— И что здесь было? Попытка самоубийства?

Я торопливо закивал.

— Понимаете, его недавно бросила невеста, и...

— Ясно, — целитель махнул рукой. — Решил, значит, отомстить ей, а заодно всему миру. Ну что ж, ему практически удалось... Еще минут двадцать — и мы бы его не вытащили. Ладно, диктуй: имя, дата рождения...

Перо забегало по пергаменту.

— Вы оба несовершеннолетние? А где родители?

— Мама спит...

Я только сейчас сообразил, что мама за все это время не услышала шума, хотя обычно спала очень чутко.

— Молодец твой брат, ничего не скажешь, — раздраженно сказал второй целитель. — Сделал матери подарочек на Рождество!

Старший целитель поднялся, устало разогнув спину.

— Вот флакон с кроветворным зельем, до утра его хватит, а там уже аптеки откроются... Держи рецепт.

Колдомедики ушли; я запер за ними входную дверь. На обратном пути забежал посмотреть, как мама. Второпях мне показалось, что кто-то решил украсить дверь ее спальни орнаментом — вдоль косяка и порога тянулась сплошная вязь из каких-то знаков. Присмотревшись, я понял, что это выписанные мелом обережные руны. Я постоял рядом с кроватью, послушал, как мама дышит, зачем-то погладил ее по голове — а потом вернулся в угловую спальню.

Том по-прежнему был бледен, но дышал ровно и спокойно. Я не мог оставить его в этой комнате, где пахло кровью, как на бойне. Немного подумав, сунул в карман его палочку, а самого Тома укутал одеялом, отлевитировал в одну из гостевых спален и уложил в постель. Он не проснулся, даже веки ни разу не дрогнули. Я растопил камин, выгнал из комнаты собак и отправился к себе.

Было уже почти шесть утра. Я завел будильник на семь, потому что кроветворное зелье следовало давать каждый час. Потом лег — и мгновенно провалился в сон.

***

Разумеется, я проспал. Когда открыл глаза, сквозь шторы уже пробивался серенький утренний свет. Часы показывали девять, а будильник совсем охрип от воплей и теперь молчал — только возмущенно шевелил стрелками. Кое-как продрав глаза, я бросился к Тому, ожидая увидеть его холодным и неподвижным. Но он был вполне себе жив — сонно вздохнул и попытался перевернуться на бок, когда я потряс его за плечи.

Заставив его сесть, я поднес к его губам ложку с кроветворным зельем. Том сначала отворачивался и морщился, но потом все-таки выпил и тут же лег обратно, не открывая глаз. Я укрыл его потеплее и ушел к себе одеваться — дел впереди еще было по горло.

В холле я столкнулся с мамой. Она решительно преградила мне путь.

— Рэй, что все это значит?! Я спала ужасно, мне всю ночь снились кошмары... А с утра нашла у себя на двери руны, а гостиной — вот это письмо из святого Мунго. Чем ты был занят ночью? Что случилось?!

Было ясно, что на этот раз отговорками не отделаешься... Я обнял маму, бормоча что-то вроде: "Не беспокойтесь, все в порядке", — и при этом осторожно вынул палочку из левого рукава. А потом, чувствуя себя полным негодяем, коснулся палочкой маминой спины и прошептал: "Imperio".

Я не ожидал, что это будет так легко… По руке вниз словно прошла теплая волна. Мама вздрогнула и тут же обмякла. Я отодвинул ее от себя, глядя в глаза — пустые, бессмысленные.

— Ничего плохого не случилось, — сказал я так нежно, как только мог. — Не обращайте ни на что внимания. Вы ведь не замечаете ничего странного, правда? Все идет, как обычно.

Мама кивнула. На душе было так тяжело, что хоть плачь.

— Простите меня, — я поцеловал маме руку. — Простите меня, пожалуйста.

— За что ты просишь прощения? — удивленно спросила она. — Что-то натворил?

— Нет, мама, все хорошо. Это я так... Приготовьте, пожалуйста, завтрак. И дайте мне это письмо.

Она послушно кивнула и ушла на кухню, оставив мне свиток пергамента. Это оказался счет на двадцать с лишним галлеонов из клиники святого Мунго. Я отправил им сову, привязав к ее лапе мешочек с деньгами, потом задумался, куда двигаться дальше.