Unknown - ee6d13d2-f916-48f5-9385-7b5907e56738 out

О своем финансовом положении Том говорил лишь время от времени, но я всегда выписывал эти цифры. Сам не знаю, зачем — просто хотелось знать о его доходах. Суммы были разные, в зависимости от того, как шли продажи: всего пятьдесят галлеонов в "глухом" январе, когда покупатели экономят после рождественских трат; сто тридцать в феврале, не иначе как благодаря дню Святого Валентина; семьдесят галлеонов в марте; двести с лишним в апреле — ну, понятно, там ведь Пасха...

В начале мая, возвращаясь вечером с работы, я случайно встретил Тома на улице. Он как раз выходил с Борджином из магазина. Эндрю запирал дверь, накладывая защитные чары, а Том ждал его — должно быть, они собирались куда-то отправиться вместе.

Я остановился в нерешительности, не зная, стоит ли к ним подойти. Было уже почти совсем темно, вокруг фонарей с гудением кружились майские жуки, в стороне сверкала огнями вывеска кафе Фортескью. Том и Борджин разговаривали, как мне показалось, по-дружески, так что я решил, что, пожалуй, был неправ, думая, что они в ссоре.

Обернувшись, Борджин оказался под фонарем, и я не мог не заметить, как он изменился. Он теперь хромал еще сильнее и тяжело опирался на трость при ходьбе, но в остальном удивительно похорошел. Когда мы только познакомились в игорном доме несколько лет назад, Эндрю-«Тамерлан» был желчным, озлобленным человеком. Сейчас он будто светился изнутри, и благодаря этому черты предков-итальянцев проявлялись сильнее, словно Борджин сошел прямиком с картины кого-то из старых флорентийских мастеров. На нем будто лежал золотистый отблеск южного солнца, и сразу становилось видно, какие у него правильные черты лица, так что он казался почти красавцем. Даже в хромоте, из-за которой он передвигался, заваливаясь на бок, будто краб, было своеобразное обаяние.

Эндрю улыбался, что-то рассказывал Тому, оживленно жестикулируя и легко перебрасывая трость из руки в руку. Он засмеялся, когда трость слишком сильно ударила по мостовой, — казалось, собственное увечье его ничуть не угнетает. Я услышал, как Том смеется в ответ, и сделал шаг назад, уходя еще глубже в тень соседнего здания. Стоя там, я достал сигареты и выкурил подряд четыре или пять штук. Потом вышел из тени и двинулся в сторону общественного камина. Тома и Борджина уже нигде не было видно.

***

Не скажу, что я долго думал об этой встрече. Собственно, я выбросил ее из головы почти сразу же — не до того было. На работе шел аврал за авралом, а вдобавок Саймондс повадился брать меня с собой на заседания в Департаменте правопорядка и Визенгамоте. Он требовал от меня делать конспекты и приходил в ярость, если я упускал мельчайшие детали процесса.

К тому времени я окончательно обжился в конторе и даже познакомился с семьей начальника. Его жена, красивая белокурая волшебница, иногда появлялась у нас по вечерам, окутанная облачком духов и сверкающая бриллиантами. Взяв ее под руку, Саймондс отправлялся с ней в театр или в гости. Я же оставался корпеть над документами, иной раз до полуночи, и потом долго отмывал руки от чернильных пятен, прежде чем потушить лампы, запереть дверь и отправиться домой.

Еще у нас бывал сын Саймондса, Роберт, которого почему-то сокращенно называли "Бонни", — восьмилетний худенький мальчишка. Как выяснилось, он учился в Аппинкорте — той же частной подготовительной школе, которую я когда-то заканчивал. Если было время, я расспрашивал его о школе: как там дела, кто ведет немецкий вместо фройляйн Пфорцбах, интернированной в самом начале войны, и как поживает директор, которого за выпученные глаза прозвали "Спрутом".

Иногда я даже тайком подписывал дневник Бонни вместо Саймондса. Бонни опасался показывать отцу свои отметки и вообще боялся папаши до дрожи в коленях — что, впрочем, неудивительно.

Лет десять спустя Роберт с отличием закончил Слизерин, но идти по юридической стезе отказался, а вместо этого стал ведущим на радиостанции под псевдонимом «Бонни Саймон». Мы с ним редко встречались лично, но я часто слушал его передачи и думал, как же он в своих язвительных политических комментариях становится похож на отца…[21]

В двадцатых числах июня прилетела сова от Розье — дату свадьбы наконец-то назначили. После бесконечных споров, внутренних терзаний и сотен порванных пергаментов с астрологическими выкладками Эвелин наконец решилась на воскресенье, четырнадцатое июля. А шестого июля планировалось провести мальчишник — отметить прощание Колина со свободной холостяцкой жизнью.