Unknown - ee6d13d2-f916-48f5-9385-7b5907e56738 out

— От вашего декана. Мы с ним иногда встречаемся...

Ага, ясно. Конечно же, Слагхорн не мог упустить такой экземпляр для своего "Слаг-клуба"!

— ...и он поведал мне о вашем намерении. Правда, боюсь, в выражениях, не слишком для вас лестных, — это было подано как пример наглости современной молодежи, у которой огромные амбиции, но нет ни таланта, ни трудолюбия, чтобы их реализовать.

Уши у меня пылали огнем.

— Что же вы передумали подавать документы в Дарэм?

— Мне пока нечем заплатить за учебу, сэр.

— А если бы было чем?

— Тогда поступал бы, — буркнул я, раздраженный этим допросом.

— И на чем же вы собирались специализироваться, юноша?

— На уголовном праве, — огрызнулся я.

Саймондс хмыкнул.

— Неужели близкое общение с Бобби Крэйном не отбило у вас охоту водиться с преступниками?

— Мне казалось, адвокаты не водятся с преступниками, а отстаивают своих клиентов. Государство только тогда может считаться цивилизованным, когда каждому, будь то преступник или честный человек, гарантировано справедливое разбирательство и защита в суде, разве нет? — злорадно процитировал я статьи самого Саймондса. — К тому же, на все бывает полезно посмотреть с другой стороны.

Адвокат рассмеялся. Казалось, моя злость его забавляет.

— Уже воображаете себя в зале суда, в парике, громящим в пух и прах обвинение и срывающим лавры у журналистов? Слишком торопитесь, мой дорогой. Юриспруденция требует многих лет зубрежки и скучной, кропотливой работы, это вам не в плюй-камни играть... Вы хоть умеете писать без ошибок?

— Вроде бы, — мрачно ответил я, борясь с искушением выхватить у него свой аттестат и ринуться прочь.

— Иностранные языки знаете?

— Из живых — французский и немецкий, из мертвых — латынь.

— Да неужели? Ладно, может, вы не так безнадежны, как кажетесь. По крайней мере, одно достоинство у вас есть — после Бобби Крэйна вас вряд ли напугает моя клиентура, а она бывает разная... Рабочий день ненормированный — надеюсь, вы это понимаете?

— Что? — переспросил я.

Саймондс вздохнул.

— Мистер Лестрейндж, если вы всерьез собираетесь тут работать, учтите — каждое мое слово стоит денег. Клиенту я могу разжевывать одно и то же хоть сутки напролет, но он мне за это платит. Со своих сотрудников, если я вынужден повторять им дважды, я тоже беру плату — точнее, вычитаю из их заработка. Если вам что-то будет неясно в моих поручениях, вы всегда можете спросить, и я вам растолкую. В конце концов, вы не юрист и не обязаны все ловить на лету. Но если вы просто не расслышали, или не сообразили, или считали ворон, когда я к вам обращаюсь, — каждый такой случай будет стоить вам десять кнатов штрафа. Это понятно?

— Да, сэр, — растерянно ответил я.

— Отлично. Так вот, рабочий день ненормированный. Формально — с восьми утра до восьми вечера, но частенько приходится задерживаться. Впрочем, вы не отягощены семьей, так что вам спешить некуда. В субботу работаем до трех часов пополудни, а в воскресенье контора и вовсе закрыта. Как видите, у вас будет масса свободного времени, так что не жалуйтесь, что не успеваете повидаться со своей девушкой. Обед можете приносить с собой, а чай за счет фирмы, если, конечно, у вас хватит времени его пить. Все усвоили? — Да.

— Замечательно. Жду завтра к восьми. Моя секретарша, миссис Портер, введет вас в курс дела. Удачи.

— До свидания. Спасибо, — пробормотал я и вышел из кабинета.

Только на улице, под жарким июльским солнцем, до меня дошло, что я неожиданно нашел работу — пусть и не совсем такую, какую себе представлял.

***

В конторе на шестом этаже дома в Треножном переулке мне предстояло провести, с перерывами на учебу, следующие пятнадцать лет жизни. Явившись туда на должность мальчика на побегушках, из школы права я вернулся уже молодым юристом, затем стал младшим, а позже управляющим партнером. К тому времени мы обзавелись большим штатом, переехали на второй этаж нового офисного здания в Косом переулке, и когда Саймондс ушел на покой в 1963 году, я остался полноправным хозяином бюро "Саймондс, Лестрейндж и партнеры".

Но тогда, в 1946 году, я и не подозревал, что задержусь на этом месте так долго. Собственно, к концу первого рабочего дня я вообще не был уверен, что останусь там работать.

Миссис Портер взяла меня в оборот сразу же. К конторе примыкала маленькая совятня — мне предстояло каждое утро чистить клетки и кормить птиц, а заодно мыть чашки, заваривать чай и наводить порядок в приемной и кабинете. Заниматься этим приходилось на бегу, потому что одновременно я должен быть принимать письма от прилетавших сов, сортировать их, бросать рекламные проспекты в корзину для бумаг, а деловые послания относить миссис Портер, которая регистрировала их и заносила в журнал.