— Совершенно уверен, мадам, — убеждал ее Том.
— Сейчас так много пишут в газетах о молодежной преступности... Нет, конечно, Рэй никогда не ступил бы на плохую дорожку сознательно. Но он еще такой наивный, совсем не знает жизни... Хотя при этом, конечно, считает себя умнее всех. Представляешь, недавно он заявил, да еще так безапелляционно, что нашему отцу не следовало делать "рискованные вложения"! Да что он может в этом понимать?! Какое он имеет право так говорить о собственном отце и рассуждать о том, в чем не разбирается? Я была просто потрясена, я не ожидала от Рэя такого. Он стал ужасно грубый, нетерпимый, никого не уважает...
Тот разговор я, кстати, помнил. Мама тогда, как обычно, привела мне в пример Тома: "Бедный мальчик, ему не повезло в жизни! Но будь у него родители — разве он позволил бы себе отзываться о них в таком тоне?!".
Я ответил, что, конечно, нет.
Поднявшись в свою комнату на цыпочках — чтобы меня не поймали и не заставили присутствовать при разговоре, — я зажег свечу и развернул чистый пергамент. Все последние дни я обдумывал, что можно было бы сделать с нашими деньгами после Хогвартса, и сейчас, кажется, нашел выход. Когда Том минут через сорок постучал в дверь, пергамент был весь изрисован фантастическими животными — мне всегда было легче думать, когда я рисовал.
— Уф-ф, — Том устало плюхнулся на стул. — Никогда бы не подумал, что у тебя столько недостатков... Но твоя мама открыла мне глаза.
— Ну да. Это же ты у нас пай-мальчик. Я не умею производить такого впечатления.
— Ты сам виноват. Зачем ты ее провоцируешь?
— Иногда очень хочется объяснить...
— Ну и зря. Только вызываешь лишние подозрения... Радуйся, что твоя мама о многом не знает. Господи, как она вообще тебя терпит? Интересно, что бы ты делал, если бы твои дети так себя вели?
— Да запер бы этих паршивцев в доме и не выпускал ни под каким предлогом! Попробовали бы они мне скормить сказочку, что работают ночными сторожами на фабрике и получают по тысяче галлеонов за лето...
— Вот видишь, как хорошо, когда у родителей меньше жизненного опыта, чем у их отпрысков. О чем взрослые не догадываются, то их не беспокоит. Зато когда ты сам обзаведешься семьей, то станешь параноиком и будешь подозревать своих детей во всех грехах. Как начнешь вспоминать себя в этом возрасте...
— Мои дети будут послушными и хорошо воспитанными. Уж я об этом позабочусь.
— Ага, — насмешливо сказал Том. — А еще они никогда не станут врать, связываться с малолетними уголовниками из приюта, играть в покер на деньги и торговать темномагическими артефактами.
— Вот именно. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Кстати, об азартных играх на деньги...
Я открыл окно и закурил.
— Что ты думаешь о букмекерских конторах? Ну, знаешь, которые принимают ставки на гонки гиппогрифов или результаты квиддичных матчей...
— Ничего, — ответил он, отодвигая свечу подальше, чтобы ее не задуло сквозняком. — Никогда не имел с ними дела.
— А между тем вот тебе ответ, как объяснить происхождение капитала, когда мы соберемся пустить его в дело. Нужно найти подходящего букмекера в Ночном переулке и договориться с ним о нескольких крупных "выигрышах". За процент, естественно...
Том задумался.
— К концу Хогвартса, если все так дальше пойдет, у нас будет около тысячи или даже полутора тысяч галлеонов. Мы не сможем провести их все через букмекера. Это будет слишком подозрительно. Налоговая служба точно заинтересуется таким везением.
— Я уже об этом подумал.
На самом деле этой частью плана я гордился больше всего.
— Вот смотри. Предположим, мы легализуем таким образом около пятисот галлеонов или даже меньше. Их нужно вложить их в какой-нибудь бизнес, где сложно контролировать приток средств...
Том слушал меня очень внимательно, но молчал.
— Скажем, — объяснял я, размахивая в воздухе сигаретой, — у производителя зелий всегда можно выяснить, откуда к нему приходят деньги. Он продает свою продукцию аптекам, при этом заполняются всякие бумаги — не знаю, как они правильно называются. Но смысл в том, что он не может заявить, будто аптеки заплатили ему сто галлеонов, если на самом деле они заплатили пятьдесят. Потому что это легко проверить в самих аптеках. Понимаешь, к чему я клоню?
— Предположим, — задумчиво ответил Том.
— А теперь представь себе, что ты открываешь паб...
— Там тоже стоит кассовый аппарат.
— И что? Никто ведь не следит за тем, сколько на самом деле платят покупатели. Пускай ты покупаешь для паба огневиски за галлеон. А продавать его будешь уже за десять. Понятно?
Читать дальше