Unknown - 61ad6796-2e40-4603-ac60-bc6105305c08 out

— Только если ты не собираешься провести остаток жизни в палате для умалишённых, — скалится Риддл. — Ты теряешь контроль от простого прикосновения, — он проводит кончиками прохладных пальцев по его разгорячённой щеке, и Гарри, не в силах сдержаться, прижимается лицом к его ладони, ощущая гуляющие по телу электрические разряды. — Как ты думаешь, что станет с тобой, если?..

Он убирает руку, и Гарри не без труда возвращается в действительность, понимая, что слова, сказанные Риддлом, имеют какой-то недобрый смысл.

— Гриндевальд позволил магии поглотить себя, — туманно вспоминает он. — Со мной будет то же самое?

— Хуже.

— Но вы ведь сами сказали: если я попрошу…

— Ты можешь попросить, — кивает Риддл. — И я не стану тебя отталкивать. Всё будет так, как ты захочешь. Но выбор остаётся за тобой.

Гарри досадливо выдыхает и закрывает глаза. То, что уже почти лежало у него в руках, утекает подобно песчинкам в песочных часах.

— Значит, — медленно начинает он, так и не открыв глаз, — одна ночь взамен на рассудок.

Он тяжело вздыхает, пытаясь о чём-то думать, хотя и так уже прекрасно всё понимает. Сейчас, находясь на этой тонкой грани, он готов на всё. Он готов отдать ему себя целиком, своё тело, свою магию, даже свою душу. Но разум — слишком дорогая плата за собственный каприз. Это то, чего он лишать себя не имеет права.

Когда он приподнимает веки, Риддл по-прежнему смотрит на него с лёгким прищуром.

— Что ж, — говорит Гарри, смиряясь с проигранным поединком, но не войной. — Если я не могу получить большего, буду брать то, что в силах взять.

Он подаётся вперёд и уверенно накрывает губы Риддла своими. В поцелуе нет лёгкости, нежности, но нет и страсти, ненасытного безумия. Наоборот. Гарри целует спокойно, твёрдо и методично, сцеловывая с тонких губ всё, чего он жаждал, всё, что принадлежит ему по праву и что он намеревался забрать. Риддл отвечает на поцелуй, но безо всякой инициативы, не предлагая, а давая возможность ему самому взять то, что он хочет. Но Гарри этого мало. Он не может допустить, чтобы и на этот раз всё закончилось так быстро.

Он прижимается вплотную, углубляет поцелуй, становится настойчивее и требовательнее. И с бешеным ощущением эйфории чувствует, что ему отвечают, ему отдаются. Враз слетают все ненужные сомнения и страхи. Гарри не думает уже ни о чём. Он жадно вдыхает каждый вдох, превращая в собственный выдох. Пальцы сами тянутся к бледной коже на шее, нащупывают тонкую пульсирующую венку, живую и настоящую, которая неистово бьётся в такт неровному дыханию, доказывая, что в этом обманчиво молодом теле действительно бурлит жизнь.

Риддл кладёт руку на его спину и скользит ладонью вниз, притягивая его к себе ещё сильнее, и Гарри не может сдержать тихого стона. Так кружится голова, что он уже плохо понимает, что творится. Всё это, кажется, происходит в другом мире, где нет ничего, кроме них двоих и небольшой открытой площадки. Нет Ордена, Пожирателей, нет ни Рона, ни Гермионы, нет войны, нет вообще ничего. И Гарри намерен задержаться в этом мире так долго, насколько его хватит.

Он уже неконтролируемо протягивает руку и ныряет ей под складки лёгкой мантии, касается неровно вздымающейся груди, проводит по животу и незамедлительно получает ответные прикосновения. Ему хочется слиться с Риддлом, раствориться в нём, на какой-то миг ему кажется, что он даже становится им. Лавина магии толчками гуляет по его телу, в ушах звенит. Он совершенно не чувствует, когда нужно остановиться, он уже пересёк черту, когда был в состоянии это сделать. Но, к счастью, это чувствует Риддл.

Он отстраняется. Не сразу, не спеша. Давая вдохнуть последние глотки его кислорода, сцеловать последние капли магии с его губ. Но по-прежнему не отпускает. Гарри с огромным усилием и неохотой даёт разорвать поцелуй и ещё какое-то время стоит без движений, боясь открыть глаза.

Наконец он немного успокаивается и чувствует себя достаточно вернувшимся оттуда, чтобы снова начать соображать. Вскоре он решается посмотреть на Риддла. Лицо того удивительно спокойное, только в глазах поселился живой блеск. Гарри не двигается, не говорит ни слова — просто стоит и смотрит, ловит последние секунды. Отчего-то ему кажется, что стоит заговорить или даже вздохнуть, он тут же спугнёт что-то, повисшее между ними. Что-то особенное, но очень хрупкое. Он старается не моргать, чтобы даже на короткий миг не потерять из виду бледное лицо и этот взгляд, дарованный только ему одному.