Дженет Уорфилд - Что мы говорим?

Перед началом семинара ведущий попросил нас дать несколько обязательств: не жевать жвачку, не прерывать, приходить вовремя, делать все, что нам говорят.

Меня не беспокоила необходимость отказаться от жвачки. Я в любом случае жевала ее крайне редко, не собиралась никого прерывать и хотела приходить вовремя. Однако я наотрез отказалась пообещать делать все, что мне скажут без пояснений.

— От кого мы получаем указания? — спросила я.

— От любого ведущего, — ответил главный ве­дущий.

Мгновенно во мне проснулся унитарный скептицизм. Этот ответ я не могла принять. У меня был отрицательный опыт следования указаниям и советам людей. Более того, история научила меня, что люди приказывали другим совершать убийства, самоубийства и разорять человеческие ресурсы.

Ведущий отказался продолжать, если я не соглашусь. Комната наполнилась раздражением.

Сью заплатила няне своего четырехлетнего ребенка, чтобы посещать семинар. Из-за моего отказа согласиться на продиктованные условия она теряла время и деньги.

Сэм взял отгул на работе. Опять-таки из-за моего отказа обещать делать все, что скажут, он тоже терял время и деньги.

Сью закричала, что я ничтожество, из-за которого она теряет деньги. Сэм тоже начал кричать и стучать кулаком по столу. Ведущие ушли, оставив меня с глазу на глаз с разъяренными сокурсниками...

А я делала именно то, что говорили — но не ведущие и не другие участники семинара.

Я пришла на семинар, потому что хотела преодолеть страх, боялась критики, гнева, того, что скажут другие люди.

Я скептически относилась к концепции Бога, не могла верить в старика с длинной бородой, сидящего на облаке с молниями в руках, готового поразить меня, если не буду выполнять каких-то непонятных требований.

Перед началом семинара я уже знала, что если откажусь подчиниться, то стану объектом гнева других участников, и была в ужасе.

Я оказалась перед трудным и болезненным выбором. Поддамся ли я страху осуждения со стороны других людей и сдамся ли требованиям, или останусь одна и откажусь подчиниться?

Я знала, что не смогу выстоять одна, если выберу противодействие.

Вера — это не есть знание. Вера — это решение.

Если я собиралась преодолеть страх, мне была необходима помощь. Я не доверяла другим, меня слишком часто предавали! К кому обратиться?

Слезы струились по моим щекам. Я не хотела просить помощи, верить во что-то, чего не могла ни понять, ни увидеть. Я не хотела принуждать себя, но знала, что не сумею в одиночку противостоять злобе остальных. Но все равно должна была сказать «нет» требованиям преподавателей, чтобы остаться в согласии с собой.

В отчаянии, упав на колени, я воззвала к чему-то, чего не могла увидеть, услышать и понять: «Боже, помоги мне!».

Внезапно я стала спокойной и центрированной. Мой страх ушел.

Когда все кричали на меня, я не чувствовала ни гнева, ни обиды, ни страха, только цельность и любовь.

Что же такое вера? Не является ли верой все? Вера в других людей, в Бога, в себя? Не является ли она просто выбором?

Если вера — выбор, нужно ли верить в то, что есть, или в то, чего нет? Выбираете ли вы верить в действенные мысли, или напрасные? В те, которые ограничивают, или поддерживают? Какой выбор вы сделаете?

Молитва

Разум может стать сознательным.

Разум создает свои эмоции и поведение,

конструктивные или неконструктивные.

Разум может стать сознательным.

Он может выбрать свое создание.

Примирение

Туман

в тишине

сотрясает мои ощущения,

требуя примирения

сюрреалистичных картин.

Океан исчез,

сметенный одним наплывом тумана.

Лишь песок

тянется до серого горизонта там,

где когда-то играли волны.

Где океан?

Силуэты человека и собаки появляются

там, где горизонт встречается с песком,

и вдруг я понимаю,

что океан — там, за горизонтом моих ощущений,

примиренный.

Часть VI

Монастырь души

одни

в тишине

мы думаем бесконечные мысли,

вдыхаем бесконечные возможности,

беседуем с собой.

с другими

мы делимся ограниченными мыслями,

ограниченными возможностями,

зашифровывая неопределенность того, что мы