user - Содержание

которые тоже так говорят.

Я могу только сказать, что я очень рада и счастлива тем, что я

была знакома с таким человеком, что я у него училась и чему-то,

видимо, научилась – и что я была с ним дружна вот в течение

всей его жизни, и что он очень поддержал Лену – что было очень

важно и для неё, и для меня, и я ему очень благодарна.

…Понимаете, меня тоже удивляет, что многие композиторы

поверили [Вере Прохоровой насчет Локшина]. Ну почему не

поверить? Это же так проще думать. Он зависть вызывал, потому

что многие композиторы, написав свои сочинения, не могли даже

свои сочинения играть по партитуре. А он чужие сочинения

играл. Это, конечно, могло не нравиться.

Я думаю, что это, конечно, советская [черта]… и человеческая

тоже, потому что зависть везде есть, клевета везде есть, а

советская – это там, где не давали ему писать. Ведь когда он

писал «Мать скорбящую» [1977] – вы знаете, это ведь сочинение,

написанное на Реквием Анны Ахматовой. Это же запрещенное

было сочинение, он где-то достал, и я была в ужасе. Я говорю:

«Ну все равно же его не исполнят никогда».

Баден-Баден, 2002

2. Говорит Виктор Сергеевич Попов:

Дело всё в том, что действительно Локшин – это крупное явление

в нашей музыке, в русской музыке, крупное явление. И так мне

повезло, что в 70-е годы [я познакомился с Локшиным],

благодаря Рудольфу Борисовичу [Баршаю] как раз. Мы с ним в

этот момент активно работали, потому что у него был свой

камерный оркестр, а у меня хор мальчиков. Мы часто пели

музыку Баха… И однажды Рудольф Борисович мне сказал, что

вот есть такая идея – исполнить Шестую симфонию композитора

Локшина. Я тогда, естественно, почти ничего [о Локшине] не

знал. Знал, что такой композитор есть и знал, что находится он в

довольно трудном положении, потому что когда-то, написав

кантату «Тараканище», попал в глубокую немилость в связи с

тем, что нашлись такие добрые люди, которые подсказали, что

«тараканище – это наш вождь и учитель». И поэтому,

естественно, довольно трудная у него была судьба и музыку его

мало кто знал. И вот Рудольф Борисович предложил мне

исполнить Шестую симфонию, а Шестая симфония написана на

стихи нашего великого поэта начала века – Блока. И поэтому с

огромным удовольствием я решил познакомиться с этой

музыкой. И я пришёл к нему [Локшину] домой... Жил он

недалеко от проспекта Вернадского, в маленькой квартирке. Надо

сказать, что условия жизни у него были, конечно, весьма и весьма

посредственные. Жуткий инструмент, но он сел, стал играть и

сразу захватил меня. Знаете, потом с огромной радостью я

работал со студенческим хором института Гнесиных над этим

сочинением, и мы должны были его исполнить в открытом

концерте. Но я уехал с детским хором радио и телевидения на

гастроли в Чехословакию. Когда вернулся, ректор мне сказал, что

этот концерт отменяется. Как потом выяснилось, сам ректор

Гнесинского института Владимир Николаевич Минин, значит,

донёс в райком партии. И райком партии меня вызвал. Первый

секретарь райкома партии киевского района, значит, сказал, что

это сочинение нельзя исполнить и оно не может быть исполнено

в концерте. Ну, естественно, у меня был скандал с ректором и

после этого я подал заявление об уходе из Гнесинского

института, где проработал 15 лет. Так что, видите, меня как

судьба с Локшиным [свела].… А сейчас, когда Рудольф

Борисович давно уже мечтал о том, чтобы мы спели именно это

сочинение «Реквием» , мы даже хотели это сочинение исполнить

с несколькими хорами зарубежными и такое совершить турне

довольно большое: Германия, Китай и Япония. Но почему-то

этот план, к сожалению, не был выполнен. Но вот видите,

случайно, но к этому сочинению все-таки пришли. И, надеюсь,

что это у нас первое исполнение в России, но не последнее.

Москва, 2002

Т. Б. Алисова-Локшина Штрихи к портрету

Встреча с Татьяной Апраксиной была одним из редких светлых

впечатлений моего мужа в последний год его жизни. Эту

одаренную и немного таинственную художницу прислал к нам Б.

И. Тищенко, за что мы ему по сей день благодарны. Историю

написания портрета моего мужа Апраксина излагает сама в

повести «Лицо, в котором не было загадок...». Надо сказать, что,

впервые прочтя это сочинение Апраксиной в 1998-ом году, я

испытала своего рода потрясение, ибо поняла, что несколько раз