Мирза Раздолбаев - Тотал рекол. Жизнь третья.

— Окей.

Спустя полчаса автобусы, громко посигналив на прощание, укатили. Кухтыль с Вовчиком на всякий случай заглянули на камбуз, в надежде на то, что им хоть что-то оставили, но вкусная дверь была заперта. Понимающе переглянувшись, они пошли в каюту второго помощника, чтобы получить свои паспорта. Второй презрительно хмыкнув, распахнул журнал, молча ожидая, пока они распишутся в получении документов, громко захлопнул свой гроссбух и отвернулся. И все-таки это была свобода.

Проходя мимо вахтенного матроса у трапа, Вовчик весело отдал тому честь. Вахтенный, угрюмо рассматривая свои кроссовки, только буркнул что-то вроде "Давай-давай".

4

В городе было жарко — хорошо еще, что Миша одел шорты, а не джинсы, как щеголь Вовчик, который оборачивался на каждую встречную женщину, стыдливо прикрываясь полиэтиленовым пакетом с фотоаппаратом — у него взмокла майка, а полотняные китайские штаны заметно потемнели от влаги в районе паха. За пару часов прогулки они удалились от порта довольно далеко; прошли центр города, где в киоске купили по традиционной открытке "Такой-то город ночью" и еще через час нашли, наконец, место, где местное население наслаждалось морем и солнцем. Купив упаковку холодного пива, они расположились у самой воды. До самого заката солнца Кухтыль с Вовчиком посасывали "Хайнекен", зарывались в теплый песок, фотографировались, бултыхались в воде и строили глазки красоткам. Им было хорошо.

До порта они добрались, когда уже совсем стемнело. На корабль им не хотелось, и Миша предложил "бросить кости" в каком-нибудь "гадючнике", выпить по стакану местного дешевого пойла, истратив последние деньги. В любом портовом городе таких заведений хоть залейся. Даже искать не пришлось. "Гадючник" именовался "Жемчужина". Неоновая вывеска слабо освещала открытый темный вход. Спустившись по старым каменным винтовым ступеням вниз, Миша попытался хоть что-нибудь рассмотреть в полумраке — добрая половина просторного помещения была накрыта метровым слоем дыма, ни голов сидящих, ни ног не наблюдалось. Вовчик привычной походкой первым нырнул в этот ад и потянул за собой Кухтыля. Облюбовав на ощупь свободный столик, они сели.

Справа, из самого дальнего угла слышалась музыка. Кто-то играл на пианино и играл очень душевно. Слева слышалась английская речь и Кухтыль, довольный собой, отметил, что, скорее всего американская. Говорящих было человек пять или шесть. В центральной части тоже говорили по-английски, но как-то правильно, что ли. Скорее всего, там сидели англичане. И музыка… Миша заметил, что Вовчик аж рот открыл. Из дыма вынырнул официант. Миша достал из кармана смятую пятидолларовую банкноту и показал на Вовчика и себя. Официант взял деньги, понимающе кивнул и занырнул обратно.

— Сервис! — Довольно отметил Володя, — у нас бы мы прежде задохнулись. Классно играет. Что это?

— Не знаю, — задумчиво произнёс Арбузов. Щас хряпну и разведаю. Как ты думаешь, что нам нальют?

Тут снова проявился официант и грохнул на стол два запотевших толстых стакана, до верху наполненных темной жидкостью.

— Перл! — Объявил он и исчез.

Вовчик наклонился, нюхнул и улыбнулся:

— Как у деда в Брянске! Лепота!

Миша хлебнул и поперхнулся — вероятно, это был виски местного розлива: вонял дымом и почему-то жареной картошкой. Но пить было можно. В голове после пива с морем от "перла" зашумело в такт доносившейся мелодии. Мелодия не давала покоя и Миша, влив в себя для храбрости половину стакана, встал со стула и сказал, что идет в разведку. Натыкаясь на столы и стулья, идя на звук, он уткнулся в поднятую крышку белого рояля. Играющего не было видно, но, осторожно заглянув за рояль, Арбузов увидел играющего. Это был седой маленький горбун в пенсне. Миша улыбнулся горбуну. Тот тоже ответил улыбкой, продолжая играть. Музыка завораживала своими неожиданными переходами — то быстрая, то тихая, но всегда плавная и тихая. Миша, придерживая свой стакан у рта, пытался вспомнить хоть что-то напоминающее, но не мог — он никогда не слышал такой мелодии. И еще смущала его одна деталь — горбун как-то очень не часто переворачивал ноты. Даже совсем редко. Михаил рискнул подойти ближе к пианисту. Нежно отодвинув мешавший стул, он зашел играющему за спину. Горбун уже не смотрел на Мишу, он быстро перебирал длинными тонкими пальцами по клавишам, глядя на то место, где по всем музыкальным правилам должны были находиться ноты. Нот там не было, а лежала толстая книга, открытая на середине. Горбун читал. И играл. Что именно за книга, Миша не мог рассмотреть из-за полумрака и дыма, хотя рядом с книгой горела свеча в блюдце, а наклониться Мише было почему-то стыдно. Горбун плавно оторвал от клавиш правую руку, быстро перевернул страницу и снова улыбнулся Мише. Михаил, потрясённый увиденным только глупо улыбнулся в ответ.