Алёна Половнева - Хюльдра

Алиса взглянула на Васю и неожиданно для самой себя спросила:

- Что мне делать?

Вася встал на ноги в своем манеже и внимательно посмотрел на нее. Его взгляд был таким осознанным, что Алисе вдруг показалось, что он сейчас откроет рот и голосом своего отца скажет ей, что делать. Анфиса с интересом наблюдала за ними.

- А что я, например, Ваське скажу? – вдруг осенило Алису, - как я ему объясню появление ребенка? Он же захочет узнать, кто его отец, а я…

- Перестань, - властно велела Анфиса, - дело не в Ваське! И не во мне! Есть только ты и твой ребенок!

Алиса поняла, что давно приняла решение: в тот самый момент, когда услышала, что беременна – и теперь лишь тянет время. Она посмотрела на сестру и кивнула. Та подала ей стакан воды, чтобы запить таблетку.

Следующие двадцать четыре часа, Алиса провела, прислушиваясь к своему организму. Организм вел себя тихо и на гормональный удар видимых реакций не подавал, но это наблюдение отвлекло Алису от размышлений о правильности ее поступка. Утром ей будет дан шанс все переиграть: она примет еще одну таблетку, которая должна будет вызвать сокращения и изгнать плод из ее нутра.

Ночью ей снился маленький Вася, подпрыгивающий от нетерпения в своем манеже и голосом Васи-старшего велевшего ей «Убей его!». Она не слушалась, и ребенок рождался, разрывая ей живот. Она просмотрела этот сон три или четыре раза, каждый раз просыпаясь и вновь засыпая в Анфисиных объятиях. Утром она, измученная, не стала долго размышлять и закинула вторую таблетку под язык.

Следующие пятнадцать часов Алиса провела в аду. Из нее хлынула кровь, низ живота тянуло, как будто ее матка собиралась вырваться наружу вместе с маленьким дьяволенком, поселившемся в ней. Анфиса попыталась затолкать в нее таблетку обезболивающего, но ее тут же вырвало. Ее рвало следующие два часа без остановки, и, как будто всего этого было мало, к побочным эффектам добавился еще и понос. Анфиса вытирала пот с ее лба, подтирала за ней кровь и дерьмо, приносила ей воду, приговаривая, что лучше пусть лезет наружу, чем сидит внутри. Эта фраза почему-то смешила Алису и она снова давилась непереваренным завтраком.

Через несколько часов Анфиса, оценив состояние сестры, заявила, что везет ее в больницу, на что Алисин организм, будто испугавшись, вдруг разом прекратил извергать из себя свое содержимое. Это позволило обессиленной Алисе лечь, а Анфисе измерить ее температуру Васиным градусником.

- 36,6, - констатировала она, - похоже, на этом побочные эффекты кончились.

- Как будто из меня демонов изгнали, - сказала Алиса, прикрыв глаза. Анфиса усмехнулась.

Алиса проспала почти сутки, изредка просыпаясь для необходимых гигиенических процедур, с каждым разом чувствуя себя все лучше и лучше.

- Я чувствую себя очищенной, - призналась она, когда кровотечение совсем сошло на нет.

- Ну и славно, - сказала Анфиса, сидя на столе рядом с кофеваркой и прилаживая к ней бумажный фильтр - ты не знаешь, как эта штука работает?

Еще через две недели, посетив врача и убедившись, что все прошло хорошо, Алиса съехала от сестры, и в первую же ночь в собственной постели ей приснился кошмар.

С участием ее убитого сына.

Ей приснился белокурый мальчик лет пяти со шкодливой физиономией. Он был похож сразу на Васю-старшего и на Васю-младшего, но был одет как мальчишка-посыльный из советского фильма про собаку Баскервилей – Алисиного любимого детектива. Яркий свет, господствовавший во сне, заставил его прищуриться, но Алиса разглядела прямой нос, красивые капризно изогнутые губы и синие глаза.

У ее нерожденного сына было лицо Лавровича.

Алиса проснулась среди ночи с бешено колотящимся где-то в горле сердцем и, наплевав на осторожность, достала из своей сумки-мешка пузырек, заботливо припрятанный там Анфисой. Она высыпала на ладонь две таблетки успокоительного и заглотнула их, как удав.

- Тебя не существует! – сказала она творению своего воображения. Творение, как будто отпечатавшееся на сетчатке ее глаза, протянуло е ней ручонки.

Вскоре лекарство подействовало, и мальчишка больше не появлялся во снах и не воображался наяву. Но Алиса знала, что где-то там, в подсознании, его образ все еще жив и дожидается благоприятного момента для того, чтобы воплотиться в ее настоящем сыне или однажды свести ее с ума.

- Я в аду? – тихо спросила она сама себя, глядя на троих собравшихся у камина в гостиной.

- Ну, что вы, моя дорогая, - сказала Старая Актриса, не повышая голоса и глядя на свои руки, - разве ж это ад?