лучше заткнитесь, – простонал кадет, удрученный приятной перспективой, которую нарисовал ему ротный ординарец.
А Швейк, попросив разрешения курить, набил трубку и, с наслаждением
затянувшись, благодушно продолжал:
– Знаете, господин кадет, вместо триппера я пожелал бы вам лучше
получить сифилис. Ведь вот вы, господин кадет, можно сказать– не очень
глупый человек, и могли бы с такой штукой сделать карьеру. От сифилиса
бывает размягчение мозга, паралич, или как его там… словом, что есть
почти у каждого генерала. Вы еще молоды, господин кадет, так что скоро
могли бы сделаться генералом. То то обрадовались бы ваши родители! Но
если вы хотите получить паралич, то должны очень тщательно следить за
собой. Вот у нас на Вышеграде жил один коридорный, так тот схватил
сифилис от одной горничной. Но он не хотел никому довериться, боялся
докторов пуще огня и говорил, что бабы знахарки, которые лечат травками, больше понимают в этом деле, чем оба медицинских факультета, немецкий и
чешский, вместе. Но только, дозвольте доложить, среди простонародья
действительно есть много людей, которые знают толк в болезнях и знают
целую массу таких болезней, о которых эти ученые господа доктора и не
слыхивали. Когда я был в Чернокостелецком лагере, туда приходила
старуха, по фамилии Медржичка. Она ходила из барака в барак и торговала
булками и кофе. Булки стоили по четыре, а кофе по шесть хеллеров. Теперь
то старуха наверное, уже померла – упокой, господи, ее душу! – но кофе у
нее, у стервы этой, всегда был отвратительный, потому что она варила его
из жолудей и цикория. И у этой Медржички, знаете ли, тоже были всякие
целебные травки, и ей даже удавалось заговаривать чахотку. Вы знаете, что это за болезнь, господин кадет? Ну, так вот, когда одна девушка
начала там бледнеть и чахнуть, ее старики стали причитать, что у нее
чахотка, и позвали старуху Медржичку. Да в те времена, господин кадет, когда мы там стояли в лагерях, многие девушки бледнели и чахли… Так вот, старуха велела девушке стать на колени перед образом и молиться: «Пречистая дева, помилуй нас!» и следила, затрясет ли ее или нет, и если
трясло, то, значит, у нее чахотка. И еще дозвольте доложить, господин
кадет, в те времена девушек еще трясло, и они молились с большим
благоговением и не умели еще писать под изображением пресвятой девы на
самой Голгофе: «Дева, зачавшая без греха, научи меня, чтобы я грешила
без зачатия!» Наконец, старуха смерила девушку ниткой, которую она
сперва вымочила в святой воде, провела мелом вокруг девушки на полу
круг, украсила ее венком из сирени и крикнула: «Дева Мария, у нее
чахотка. Бог к нам, а все злое – от нас!» Мы ночевали там у одного
горшечника, и была у него красавица дочь. Взводный нашего полка пошел с
ней в лес по ягоды, и после этого девушка вдруг стала бледнеть, и
Медржичка приходила заговаривать у нее чахотку. А потом, когда мы уж
совсем все забыли, наш взводный получает вдруг от нее письмо, что она
родила двойню, и чтобы он, забирал у нее младенцев. А ее отец еще
приписал от себя: «Господин взводный, исполните свой долг, раз вы уж
испортили нам девочку. Я так и знал, что чахотка у нее от вас». Вам не
надоело, господин кадет, что я рассказываю вам такие длинные истории?
– Швейк, ведь вы же – живая хроника, отозвался заинтересовавшийся кадет, – но вы забыли досказать, чем кончилось дело с коридорным…
– Ах, это вы про коридорного из Вышеграда? – радостно спросил Швейк, потому что кадет в первый раз слушал, не перебивая его, не возражая и не
ругаясь. – Да ничем! Его лечил старик Людвиг из Смихова, который покупал
ему в москательной на семь хеллеров цинковых белил для присыпки нарывов
то. Ну, а потом у коридорного мясо начало сходить с костей, и он
повесился возле, церкви в Кухельбаде. И это для него было счастье, потому что он был только шпак и его ни за что не произвели бы в
генералы, даже если бы у него было пять параличей и размягчений мозга… А
знаете, господин кадет, теперь развелось так много этих разных болезней, а солдаты, которые своей дурьей башкой не могут понять того, как чудно
умереть за его императорское величество, стараются получить их нарочно.
И вот такой субъект, садясь в вагон, не заорет: «Прощай, Прага, счастливо оставаться!», а непременно: «До свиданья через недельку! У
меня даже обратный билет в кармане! Купил его в „Наполеоне“… за целых
Читать дальше