Неизв. - i_166602c1f3223913

– Ведь вам совершенно нечего вмешиваться в это дело. Ну, вставай, прорва, ненасытная утроба! – накинулся он на Балоуна. – А ты, Швейк, –продолжал поручик, увидя, что тот все еще стоит навытяжку, – если ты

только пикнешь, то отведаешь вот этой штучки.

И поручик с яростью взмахнул обнаженной саблей.

– Я только хотел сказать, – блаженно улыбнулся Швейк, – дозвольте

доложить, господин поручик, что такая смерть была бы для меня желанна и

приятна. Говорят, что смерть от руки своего господина сладка. В отрывном

календаре, господин поручик, я как то раз прочел об этом рассказ, очень

трогательный и интересный! Во Франции жил один маркиз, и у него был

старый камердинер; и когда там началась революция и крестьяне всюду

стали громить имения, этот маркиз по ошибке застрелил своего

камердинера. И когда камердинер уже кончался и маркиз хотел послать за

доктором, камердинер сказал: «Не надо посылать, ваше сиятельство; я

умираю охотно. Разве, когда, вы угодили мне в пах и я взвыл от боли, вы

не воскликнули: „Боже мой! Это ты, Жозеф? Прости меня“ Это меня вполне

удовлетворяет». И он умер, совсем умер. Так что дозвольте доложить, господин поручик, теперь вы можете меня заколоть!

Швейк расстегнул две пуговицы своей куртки, отступил на шаг и

продекламировал:

Пронзи холодной сталью грудь мою,

Чтобы потух огонь в моей груди…

– Швейк, болван, скотина, неужели мне из за вас сойти с ума? Иисус

Мария, ведь мне же придется самому застрелиться из за вашего идиотства, – простонал бедный поручик, хватаясь за голову. – О, мои нервы, мои нервы!…

– Нет, этого вы не делайте, – резонно заметил Швейк, застегивал куртку, – так как это было бы, дозвольте доложить, господин поручик, большой

глупостью. Потому что, если вас застрелят русские, то Австрии ваша

смерть обойдется дешевле. В противном: случае казне придется терпеть

убыток, потому что патроны в револьвере ведь тоже чего нибудь да стоят.

А знаете, господин поручик, стихи про холодную сталь и огонь из оперетки

на Виноградах; это там такие вещи ставят. И публика там внимательно

следит за всем и принимает участие в игре. Раз как то давали там одну

вещь, под названием «Король Венцеслав и палач»; и вот, дозвольте

доложить, король сидел в Кундратицком королевском замке, пил вино и все

повторял: «Божьи громы, божьи громы!» А один из приближенных всыпал ему

в кубок яду, чтобы избавиться от него; король то хотел было уже выпить и

поднял бокал, а одна старушка на галерке испугалась, да как закричит: «Не пей, батюшка, не пей, отравишься!» А в другой раз опять…

Поручик Лукаш заткнул уши, свирепо взглянул на Швейка, выкатив глаза

так, что они налились кровью, пнул совершенно обалдевшего Балоуна ногой

и обратился к старшему писарю Ванеку:

– Балоуиа трое суток подвязывать на два часа. Передайте это его

взводному. Ведь не приходится же сомневаться в том, что это он сожрал

колбасу?

И, не ожидая ответа, он пулей вылетел со двора. Швейк долго глядел ему

вслед своими добродушными, голубыми, как незабудки, глазами. А когда

затихло бряцание сабли по ступенькам лестницы, он повернулся к

огорошенному Балоуну:

– Видишь, идиот, какую ты кашу заварил? Ведь еще немножко, и тебя

повесили бы, как сукина сына! Вот я тебе уже во второй раз спасаю жизнь, но только уж. больше я этого никогда не сделаю, клянусь всеми святыми.

Разве ж порядочный солдат станет есть офицерскую колбасу? Если бы об

этом узнало его апостольское величество, наш император, то что он о

нашем брате подумал бы, о тебе и обо мне?

Но когда Швейк увидел, что вечно голодный великан плачет горькими

слезами и утирает их рукавом, он снял с его головы фуражку и нежно

погладил его по волосам.

– Ну, полно, не хнычь, не вой, как старая потаскушка, – стал он его

утешать. – Не стоит же реветь из за такого пустяка, как то, что тебя

подвяжут. Небось, нас ожидают еще худшие вещи. Знаешь, в Радлице жила

одна угольщица, так та всегда говорила: «Бог никогда не сделает такой

гадости, хуже которой он уж ничего не сможет придумать».

В это время пришел взводный с веревками и двумя солдатами. Они отвели

Балоуна в сторонку и подвязали его к молодой липе возле самой школы. Из

верхнего окна высунулся подпоручик Дуб и крикнул им: – Подвязать его, борова, покрепче, чтобы у него в глазах потемнело!

Чтобы стоял на самых цыпочках, словно балерина!… Взводный, если этот