Morf - o bfb817384561f1c9

только находится на Елисейских Полях, то есть на улице, которая упирается в Триумфальную арку.

За десять евро таксист домчал меня к всемирно известному аттракциону-ресторану. Есть мне не

хотелось, поэтому я ограничился только шампанским. Кстати, там оно также называется «Лидо», и

вкус у него отменный. «Лучше бы его заменили хорошим вином, — подумал я. — Мужикам шам-

панское пить вредно, как и пиво. Но по вкусу оно неплохое. Посмотрим, каким окажется шоу». И вот

на сцену выходят дамы в нарядах из страусиных перьев. Одно шоу сменяется другим, а радости нет.

То ли у меня настроение было такое, то ли режиссер откровенно подхалтурил, но праздника на сцене

создать не смогли. Местами — добросовестная работа, местами — профессионализм, иногда —

неожиданные находки. Нету праздника. Это — как «заниматься любовью». А на самом деле секс

11

есть, а любви нет. Тело трепыхается, сознание через глаза таращится на все вокруг, а душа не

радуется. «Хорошо, хоть не плачет», — думал я, отпивая шампанское. Искусство умерло, а шоу

осталось. И никто, похоже, этого не понимает. Еще бы, такое великолепие, такие вышколенные

официанты встречают на входе. Одно слово — гламур. А внутри — пустенько. Искусство

направлено на радость души, а шоу-бизнес — на радость тела, на то он и бизнес.

Я допиваю бокал с шампанским. Шоу закончилось. Я смотрю на лица выходящих из зала

людей и на них тоже не вижу праздника. Завтра еще один день я проведу в Париже. А потом мне

предстоит проехать около 1100 км до Барселоны, там можно будет остановиться на ночь.

А назавтра — опять ослепительный Париж. Небольшие кафе, в которых в основном пьют

кофе с круассанами. Великолепная набережная, прогулки по которой вызывают у меня наслаждение.

Великолепная архитектура Парижа поддерживается деревьями и парками. После Москвы, где

безумная страсть к деньгам истребила значительную часть зелени, Париж выглядит очень уютно. В

Москве гулять негде. В Питере можно гулять возле Невы и каналов. В Париже можно гулять везде. Я

вспоминаю об этом через день, собирая свои вещи в гостинице. Мне нужно спуститься вниз к портье

и спросить, каким образом двигаться в направлении Барселоны. Я не догадался купить карту

Франции, но, думаю, по трассе двигаться на юг будет несложно. Мне главное — выбраться из

Парижа, потому что здесь можно увязнуть еще на час-полтора, а мне нужно добраться до места до

наступления темноты, поскольку я жаворонок, да еще и со слабеющим зрением — вечером машину

вожу плохо. Вернее, испытываю дискомфорт и излишне напрягаюсь.

Кстати, пиджачок я все-таки в Париже купил. На следующий день после «Лидо» гулял по

набережной Сены, а потом повернул к Лувру, чтобы пешком добраться до гостиницы. За Лувром

повернул налево и обнаружил галерею с небольшими магазинами. В одной из витрин я увидел мане-

кены с пиджаками, зашел внутрь, а там меня встретил продавец-араб, который немного говорил по-

русски. Или, если быть точным, француз арабского происхождения. Он сказал, что здесь продают

пиджаки самого высокого качества, но в 4—5 раз дешевле, чем в других магазинах. Мне приглянулся

отличный пиджак хорошего покроя ценой 130 евро. И ткань, и фасон, и цена — все меня устраивало.

Я потратил там всего десять минут, и мы расстались, довольные друг другом.

«Странная тенденция», — думаю я. Раньше, когда я бывал в магазинах Германии и Франции,

из десяти вещей, которые я видел, восемь-девять были добротными и функциональными, а одна —

больше для виду и рекламы. Пять лет назад в магазинах Берлина или Франкфурта реально мне

хотелось купить только половину тех вещей, которые я видел. Сейчас — 10—15%. То есть вещи ста-

ли неудобными, нефункциональными. По форме все прекрасно. Надеваешь — не нравится. Вывеска

осталась — ресторан ушел. Все деньги вкладываются в форму, в разнообразие. Форма есть, функции

нет. Похожие процессы происходят и в одежде, и в искусстве, и в еде. Сосиски, в которых нет мяса.

Колбасы, начиненные вкусовыми добавками, ароматизаторами, красителями, наполнителями.

Упаковка, цвет, форма становятся при этом все лучше. Поклонение деньгам незаметно истребляет

еду вместе с нашим телом, нашими чувствами, нашим восприятием мира. Пластмассовая еда,

пластмассовые женщины, пластмассовое счастье. Неужели в этом заключаются блага цивилизации?

Я отмахиваюсь от этих мыслей и подхожу к портье.