Виктор Шнирельман: «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма

Другие этому категорически возражают, указывая на то, что, во-первых, расовые категории поглощают или игнорируют отдельные этничности [44] Bashi V. Racial categories matter because racial hierarchies matter: a commentary // Ethnic and Racial Studies. 1998. Vol. 21. № 5. P. 959–968. Ср.: Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. P. 20, 22; Allen T., Eade J. Understanding ethnicity // Allen T., Eade J. (eds.). Divided Europeans: understanding ethnicities in conflict. The Hague: Kluwer Law International, 1999. P. 34. , а во-вторых, сдвиг к этничности затушевывает реальный расизм, заменяя его якобы деполитизированным мультикультурализмом [45] Sleeter Ch. E. Advancing a White discourse: a response to Scheurich // Educational Researcher. 1993. Vol. 22; Rodriguez N. M. Emptying the content of Whiteness // Kincheloe J. L., Steinberg Sh. R., Rodriguez N. M., Chennault R. E. (eds.). White reign. Deploying whiteness in America. New York: St. Martin’s Press, 1998. P. 48; Bonnett A. Anti-racism. P. 127; Sleeper J. Liberal racism. Lanham: Rowman and Littlefield, 2002. P. 4–6. . В частности, встречающиеся рассуждения о «патологических культурах» или «конфликте культур», по словам ряда авторов, уводят нас в сторону от понимания реального расизма [46] Об этом см.: Szwed J. F. An American anthropological dilemma: the politics of Afro-American culture // Hymes D. (ed.). Reinventing anthropology. New York: Pantheon, 1972. P. 153–181; Lawrence E. In the abundance of water the fool is thirsty: sociology and black ‘pathology’ // Centre for Contemporary Cultural Studies (eds.). The empire strikes back: race and racism in 70s Britain. London: Hutchinson, 1982. P. 95–142; Малахов В. С. Расизм и мигранты // Неприкосновенный запас. 2002. № 5 (25). С. 29–34. В контексте такого дискурса некоторые авторы проводят различия между, с одной стороны, «истинным расизмом», а с другой – «этническим конфликтом» между представителями одной и той же «расы». Но антирасисты не интересуются такими нюансами и борются против дискриминации, которая порождается групповой натурализацией и стереотипизацией. Об этом см.: Bonnett A. Anti-racism. P. 118–119. . В то же время, как настаивают некоторые специалисты, концепция расы включает как социальные, так и культурные аспекты, и поэтому сводить ее лишь к одному из этих аспектов, игнорируя другой, было бы неверным. В любом случае, в отличие от этничности, западная концепция расы всегда предполагает отношения господства и подчинения, наличие прямой или косвенной дискриминации. Поэтому, по утверждению ряда американских специалистов, на Западе расовый опыт кардинально отличается от этнического [47] Omi M., Winant H. Racial formation in the United States. P. 56; Mukhopadhyay C. C., Moses Y. T. Reestablishing «race» in anthropological discourse. P. 523. .

Однако расовые категории достаточно подвижны и связаны с теми значениями, которые им придают современники. Как пишет афробританский социолог Пол Гилрой, «эти значения побуждают к индивидуальным или коллективным действиям, что и придает культуре материальность. Сфера значений и действий является одновременно и полем исторического развития в ходе борьбы» [48] Gilroy P. ‘There ain’t no black in the Union Jack’. The cultural politics of race and nation. London: Unwin Hyman, 1987. P. 17. . Или, по мнению британского социолога южноазиатского происхождения Али Раттанси, прибегающего к терминологии Эрнесто Лакло, «раса… это категория, функционирующая как “плавающий банк смыслов”, который нагружается значимыми чертами в зависимости от взаимодействия с другими элементами в различных дискурсах» [49] Rattantsi A. The uses of racialization: the time-spaces and subject-objects of the raced body // Murji K., Solomos J. (eds.). Racialization: studies in theory and practice. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 272. .

С этой точки зрения американская модель, где именно раса, а не этничность, наделяется глубоким политическим и социальным смыслом, радикально отличается от европейской и, особенно, восточноевропейской модели, допускающей наделение этничности биологической сущностью или же делающей именно этничность важнейшей социально-политической категорией. Все это вполне вписывается в расовое мышление, ибо, как отмечает тот же автор, «различия между расой, “этничностью” и “нацией” всегда затушеваны» [50] Ibid. . Другой британский ученый с еще большей уверенностью утверждает, что «сегодня в Европе… представления о расе связаны с концепциями нации». По его словам, в Великобритании, Франции и Германии в общественном дискурсе о нации постоянно содержится подспудное убеждение в том, что истинными гражданами данных стран могут быть только белые [51] Wade P. Human nature and race // Anthropological theory. 2004. Vol. 4. № 2. P. 162. . Наконец еще один социолог отмечает, что в Европе «этничность» превратилась в более вежливый термин, пришедший на замену вышедшему из употребления термину «раса» [52] Popeau J. Race/ethnicity // Jenks C. (ed.). Core sociological dichotomies. London: Sage, 1998. P. 166. . Подобное явление, начиная с 1970-х гг., наблюдается и в Канаде, причем канадские социологи предупреждают об опасности роста расистских настроений в XXI в. И действительно, в 1980–1990-х гг. термины «раса», «расовый» снова стали там входить в научный и правовой лексикон, причем не без помощи некоторых псевдонаучных публикаций, связанных в Канаде с именем психолога Филиппа Раштона [53] Driedger L., Halli Sh. S. The race challenge 2000 // Driedger L., Halli Sh. S. (eds.). Race and racism: Canada’s challenge. Montreal: McGill-Queen’s Univ. Press, 2000. P. 17; Wargon S. T. Historical and political reflections on race // Driedger L., Halli Sh. S. (eds.). Race and racism: Canada’s challenge. Montreal: McGill-Queen’s Univ. Press, 2000. P. 21–30. Специфика канадской ситуации, в отличие от США, определялась тем, что в Канаде издавна большая роль отводилась различиям между англоязычным и франкоязычным населением, и в этом контексте язык представлялся более значимым, чем раса. При этом если США долгое время представляли себя «кипящим котлом», то в Канаде было принято говорить о «культурной мозаике». .