Schisma - Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

Соответственно, ловелас, донжуан, пользуется успехом у женщин — 100 % признаки Альфы.

И так далее, далее, далее.

Собственно мы видим, что Остапенко вырисовывает визуальные признаки высокорангового. И ничего удивительного нет. «Охренительный персонаж» — это и есть высокоранговая особь мужского пола. Во всяком случае это на 100 % верно для женской читательской аудитории. С мужской аудиторией сложнее. То есть и для мужской аудитории «охренительным» будет именно высокоранговая особь. Но при том условии, что читатель-мужчина даже близко не находится по уровню иерархии с главным героем. Либо сюжет не допускает даже мысленного сопоставления/конкуренции с литературным персонажем. Иначе в голове читателя начнется иерархическая борьба. Какое уж тут наслаждение «охренительностью» персонажа, когда инстинкты требуют его «задавить». Другое дело, если главный герой находится на таком уровне иерархии, о котором читатель (а Омег всегда в разы больше Альф) может только мечтать или иметь самое отдаленное представление. Вот тогда мечты об этом уровне (персонажа, его статусе и т. д.) будут приятно греть душу читателя и оставлять чувство «охренительности».

Вернемся к застопоренной ранее части определения Schisma, где речь шла об интеллекте. Так вот, хотелось бы сказать, что интеллект может являться условием охренительности персонажа. Но может и не являться.

Уважаемой владелице журнала повезло в жизни. И она встретила мужскую особь, которая положение в иерархии отвоевывает себе с помощью ума. Инстинкты видят результаты иерархической борьбы. Разум видит средства, какими это достигается. Два плюс два складывается в правильное четыре. Но стоит поостеречься делать общий вывод, что такая картинка характерна и для всего остального мира. Высокий ранг не обязательно предполагает развитый интеллект. Высокий ранг может быть и при высокой примативности. То есть когда инстинкты (инстинктивное поведение) выталкивает на должный уровень в иерархии. И тогда характерные черты будут наглость, циничность, жестокость, сила и т. д. Собственно, владелица журнала об этом и так знает. Недаром же в исходном сообщении у «охренительного» героя эти качества вовсе не отрицались, а предполагались как умолчательные или скрытые. Но чаще всего бывает так, что умный (разумный, интеллектуальный) человек является тихим, слабым, скромным. То есть типичной Омегой. А Омега не может быть «охренительным» героем. Потому что их все читатели будут считать уровнем ниже себя.

В итоге попробую сформулировать еще одно определение «охренительного» героя.

Охренительный герой — высокоранговая особь мужского пола, которая в ходе повествования по воле сюжета вынуждена демонстрировать (и демонстрировать успешно!) свой ранговый потенциал. Для мужской читательской аудитории к данному определению добавляется требование «забрасывания» «охренительного героя» по ранговой шкале как можно выше от ожидаемого рангового уровня читательской аудитории.

Вербально постинг об охренительном персонаже получился кривым, как бумеранг, поскольку небрежная терминология запутала всех нафиг. Уточняю термины. Возможно, и они окажутся кривыми. Значит, буду уточнять ещё — столько, сколько потребуется для построения цельной, завершённой во всех отношениях структуры.

«Охренительный персонаж» — это персонаж мужского пола, при созерцании личности которого читатель — независимо от пола — испытывает наслаждение . Повторяю: сейчас мы говорим о персонаже, абстрагируясь от пола читателя. За сальные намёки буду банить беспощадно с публичным уведомлением. Наслаждение порождает мозг, а не то, чем думают граждане, склонные к сальным намёкам.

«Умный» — отставить. Что русскому таракан, немцу — зверюшка. Обсуждению не подлежит, термин сугубо оценочный. За активное употребление ветку дискуссии буду закрывать. Не «умный». «Разумный» — только так.

Следовательно, новое определение «охренительного персонажа». «Охренительный персонаж» — это разумный индивид мужского пола с проявленным уровнем интеллекта настолько высоким, насколько сможет воспринять заданная читательская аудитория, и выписанный автором столь полно и правдоподобно, сколь требуется заданной читательской аудитории для его адекватного восприятия.

Если принять во внимание, что мир — это содержимое наших голов (а мы по определению можем оперировать только тем, что у нас в головах содержится), то становится очень прозрачно, почему в отдельных книгах (и тут я, с вашего позволения, опущу вопрос о том, насколько эти книги отдельны и от чего именно они отделены), несмотря на все попытки писателя изобразить мир, мира на самом деле нет.