Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Думая о новостях и художественной прозе, я невольно вспоминаю, как нам демонстрировали разницу между шумом и мелодией на первом курсе Корнеллского университета, на лекции по физике, это было, конечно, уже очень давно. ‹…› Профессор кинул узкую доску длиной примерно как штык в шлакоблочную стену аудитории. «Это – шум», – пояснил он.

Затем он взял еще семь досок и быстро кинул их в ту же стену, одну за другой, словно цирковой метатель ножей. И доски пропели первые ноты известной песенки «У Мэри был барашек». Меня это прямо-таки сразило.

«Это – мелодия», – провозгласил он.

В общем, художественная проза – это мелодия. А журналистика, будь то новая или старая, – это всего лишь шум [77] Vonnegut, Wampeters , preface. .

А вот что он сказал много лет спустя:

С годами я становлюсь все более дидактичным. Я высказываю то, что на самом деле думаю. Я не прячу идеи словно пасхальные яйца, чтобы читатели их разыскивали. Теперь дело обстоит так: если у меня возникает идея, если что-то мне становится ясно, я не встраиваю это в роман, а просто пишу это в каком-нибудь эссе – как можно четче и яснее [78] Vonnegut, Wampeters , 281. .

На мой взгляд, шум есть шум, а музыка есть музыка, в какой бы то ни было форме. Многое в эссеистике Воннегута – чистая мелодия (к примеру, то же «Вербное воскресенье»). То же самое касается основного массива его художественной прозы. Во всем этом звенит воображение, поет остроумие и истина.

Речь тут идет, конечно, о том, что он шлифовал и публиковал. Есть ведь и отвергнутые наброски.

Если вы писатель, вам необходимо беспокойство о теме, которая «будет небезразлична и остальным». Это ваш главный инструмент, и он важнее, чем карандаш, ручка, бумага, компьютер. Ваша душа должна просить вас заняться этой темой – иначе зачем вообще браться за столь трудное дело?

Писать трудно. А хорошо писать – очень трудно. Для этого требуются отвага и упорство.

«Надо очень долго над этим сидеть, – говорил Курт. – Это физически некомфортно, это вредно для здоровья – так подолгу сидеть. И это вредно в социальном смысле – так долго быть одному. В общем, паршивые условия труда. Никто пока не придумал, как их улучшить» [79] McLaughlin, “Interview,” 73. .

Тут самое время дать определение термину «писатель». В «Механическом пианино», первом романе Воннегута, «шах Братпура, духовный владыка шести миллионов членов секты колхаури», едет в лимузине вместе с доктором Холъярдом из Госдепартамента Соединенных Штатов [80] Здесь и далее «Утопия 14» («Механическое пианино») цитируется в переводе М. Брухнова. . Заметив на улице красивую девушку, шах приглашает ее в свой лимузин, полагая, что она – секс-рабыня, каковой она была бы в его собственной культуре, где существуют лишь рабы и элита. Девушка садится в машину, но вид у нее «довольно несчастный» – по мнению Холъярда, который в конце концов объясняет гостю: она знает, чего хочет от нее шах, и вполне согласна, поскольку проблема в том, что муж у нее писатель и у него нет «классификационного номера», необходимого для устройства на работу.

– Тогда как же вы можете называть его писателем? – спросил Холъярд.

– Потому что он пишет, – сказала она.

– Дорогая моя девочка, – отечески пожурил ее Холъярд, – если судить только по этому, тогда мы все писатели.

Возможно, вам, дорогой читатель, тоже пришло в голову нечто вроде этого холъярдовского замечания. Воннегут написал процитированную выше сцену в конце 1940-х. Если его персонаж мог изречь это тогда, только представьте себе, что бы он сказал сегодня, когда все мы пишем невероятное количество текста – беспрецедентное для истории человечества! Мы строчим посты в блогах и электронные письма, мы логинимся, чтобы прокомментировать чужие тексты. Мы «болтаем» в чатах с помощью пальцев и с помощью них же ведем онлайн-обсуждения со специалистами. Мы твитим и обмениваемся эсэмэсками. И, конечно, «очень долго сидим» за компьютерами.

Стало быть, все мы – писатели?

Вернемся к сцене из «Механического пианино»:

– Два дня назад у него был номер – У-441 [говорит девушка].

– Фантастические рассказы, начинающий, – пояснил Холъярд Хашдрахру.

– Да, – сказала она, – и этот номер должен был сохраняться за ним, пока он не закончит своей повести. После этого он должен был получить либо У-440…

– Квалифицированный работник в фантастике, – сказал Холъярд.